Ежедневник   ::   Вересова Юлия

Я буду ходить в рваных джинсах и старых кроссовках по незнакомым улицам родного города. Я буду часами лежать на заросших зеленой травой газонах, покуривая дешевые сигареты. Я буду разговаривать со старыми вислоухими дворняжками. Я буду свободен. И никому ничем не обязан.

3 августа

И я буду летать.

Ура, я буду летать!

Сегодня я в первый раз полетел.

Наверное, на самом деле я оставался в своей кровати.

Но мне казалось, что я летаю по-настоящему. Таким, какой я есть. Из плоти и крови.

Сначала я кружился по комнате. Кружился и смеялся. Заглянул за шкаф. Ничего интересного - только толстенный слой пыли и паутина. Облетел всю квартиру, заглядывая в самые потаенные уголки. Подразнил забавного паучка за книжным шкафом. Нашел свой любимый маркер, закатившийся далеко под диван. Только что проверил - он и правда там оказался. Хотя тогда мне это было абсолютно безразлично. Да и сейчас, пожалуй, тоже...

А потом я долго-долго летал под звездным небом - совсем не таким, каким оно мне виделось раньше. На самом деле оно расцвечено всеми цветами радуги. Оно искрится, мерцает, переливается. В него можно нырнуть, как в озеро. Нырнуть... и вынырнуть - счастливым.

"Что такое счастье?"

А потом меня взял за руку тот самый старик. Старик на углу. Старик у обувной мастерской. Старик у овощного магазина. Он не для того там стоял, чтобы я приглашал его в гости. Он там стоял для того, чтобы пригласить в гости меня. Теперь я знаю, как его зовут, но никому об этом не скажу. И даже не напишу в этом бывшем ежедневнике, где давно уже зачеркиваю жирными крестами отпечатанные типографским способом даты, а взамен шариковой ручкой вписываю новые. Потому что мои записи слишком длинные. И я обгоняю этот календарь. Календарь за мной не успевает. А имя старика на углу я все же не напишу. Даже в этом сошедшем с ума ежедневнике. Потому что все-таки нельзя исключать, что он когда-нибудь попадет в чужие руки.

Разве это важно - его имя?

Все мы знаем его - с двухлетнего возраста.

Только потом почему-то забываем.

А я побывал у него в гостях. Побывал в том мире, который снится нам - тоже с двухлетнего возраста. И который мы тоже с возрастом забываем.

Я не знаю, что со мной будет дальше, но точно знаю одно: я никогда больше не буду вести скучные деловые переговоры, никогда больше не буду приходить на работу к 9.00 и никогда (никогда!) больше не буду носить рубашки с жесткими накрахмаленными воротничками.

Только что приходила Людмилка. Устроила истерику. Прости меня, волшебная девочка. Прости и прощай.

5 августа

Пришлось все-таки подать заявление об уходе. В овощном магазине подрабатывает уборщицей десятиклассница по имени Надя. У нее тусклые бесцветные волосы, выпирающие ключицы и крупные грубоватые руки. Но она знает его имя. И она умеет летать.

* * *

- ДЕВУШКА, ПАЧКУ "ПРИМЫ", ПОЖАЛУЙСТА.

* * *

10 августа

Я лежу на заросшем зеленой травой газоне, одетый в заношенные джинсы, вытертую майку и грязные кроссовки. Одной рукой я обнимаю Надю, другой время от времени заношу разрозненные записи - то в блокнот для всяких мелочей,, то в бывший ежедневник бывшего незаменимого служащего престижнейшей фирмы. Эти две тетрадочки теперь для меня равнозначны. То, чего нет в одной, обнаружится в другой. И сейчас, перечитывая все, что я написал за последние два месяца, я ловлю себя на мысли, что был бы, пожалуй, не против, если бы кто-то еще это прочитал. Хочется оставить этот ежедневник прямо в густой зеленой траве - чтобы его случайно нашел какой-нибудь незаменимый служащий какой-нибудь престижной фирмы. Может быть, он что-то поймет.

Хочется. Но Надя не позволит. Она неисправимая эгоистка. А возможно, я на нее клевещу. Возможно, она просто знает намного больше меня. Ведь она же... Ее же... Ее не пришлось спасать. Ее не смогли похитить.