Я 11-17   ::   Ардаматский Василий Иванович

Довгалев делал вид, что всему этому верит, а на самом деле был убежден, что допрашиваемый врет, что он назвался не своим именем и вообще рассказывает басни.

Постепенно разговор расширялся, и Крамергоф начал вязнуть в сетях, разбрасываемых Довгалевым.

- Значит, вы отвечали за эвакуацию войск?

- Нет... Я был всего лишь одним из офицеров в довольно многочисленной группе.

- Кто возглавлял эту группу?

- Полковник Кунгель.

- Где он теперь?

- Не знаю. Он был арестован некоторое время назад.

- За что?

- Ваши самолеты каждый день топили уходившие транспорты. Кто-то должен был за это ответить.

- Почему пострадал именно Кунгель?

- Он отвечал за эвакуацию.

- И вам удалось доказать, что Кунгель был связан с нашей авиацией?

- Нет, но удалось... - Крамергоф никак не реагировал на слова "вам удалось". Он просто не заметил этого подвоха в вопросе русского полковника и продолжал: - Виноват, конечно, был кто-то другой. Когда Кунгель был арестован и предан суду, здесь был разоблачен некий капитан Рюкерт. Он был взят вместе с радиостанцией.

Довгалеву стоило усилий не выдать своего волнения.

- Этот разоблаченный капитан Рюкерт во всем сознался? - небрежно спросил Довгалев.

Гестаповец помолчал и ответил:

- Он бежал.

- Бежал, будучи арестован? Невероятно! И совсем не похоже на гестапо.

- Он был ранен. Найдены следы крови. Можно полагать, что он забился куда-нибудь и умер от раны.

- Откуда вам известны все эти подробности? - Довгалев в упор смотрел Крамергофу в глаза.

- Я... - Крамергоф на мгновение замолчал.

- Да, вы... Откуда вы все это узнали? Вы же занимались эвакуацией, а не ловлей диверсантов! Надеюсь, вы не будете утверждать, что о поимке Рюкерта сообщалось в печати?

- Видите ли... начал выпутываться Крамергоф, - мой друг работал в гестапо, и он рассказал мне.

- Фамилия друга? - мгновенно спросил Довгалев.

Крамергоф сразу не ответил.

- Придумав друга, - заметил Довгалев, - надо было сразу придумать ему и фамилию. Для работника гестапо такая оплошность непростительна.

- Почему - гестапо?

- Потому... Мы с вами взрослые люди. Пора нам заговорить серьезно, сказал Довгалев. - Вы участвовали в операции против капитана Рюкерта?

- Нет.

Довгалев улыбнулся:

- Тогда вам ничего не остается, как сослаться на печать.

- Я же сказал о моем друге - майоре Фальберге.

- Поздно. Майору Фальбергу уже совсем не к чему появляться на белый свет, тем более из небытия.

В это время дверь открылась, и в комнату вошел мужчина в штатском, явно не по росту костюме.

Довгалев смотрел на вошедшего и верил и не верил тому, что видел. Да, это был Дементьев! Только он был с усиками и шкиперской бородкой золотистого цвета.

- Очень хорошо, товарищ Дементьев, что вы зашли, - спокойно сказал Довгалев, так спокойно, будто Дементьев вышел из его комнаты полчаса назад. - А то вот моему собеседнику приходится выдумывать всякую всячину. Проходите, садитесь.

Дементьев сразу все понял, прошел к столу и сел напротив Крамергофа. Тот мельком посмотрел на Дементьева и невольно отшатнулся.

- Надеюсь, больше не будете заниматься сочинительством? - обратился к гестаповцу Довгалев и нажал кнопку звонка. (В комнату вошел конвойный.) Идите подумайте. Через час мы поговорим с вами начистоту. Согласны?

- Согласен... - Крамергоф не сводил глаз с Дементьева.

Гестаповца увели. Довгалев напряженно ждал, пока закрылась дверь, а потом вскочил, опрокинув кресло, и бросился к Дементьеву:

- Шив!

Больше Довгалев не смог сказать ни слова. Он обнял Дементьева, прижал его к себе, как отец сына, вернувшегося домой после долгой и опасной разлуки. Вот так они и стояли молча, крепко обнявшись, два солдата, для которых высшее счастье - исполненный воинский долг.