Френки и Майкл   ::   Чекалов Денис

Довольно странно слышать такой вопрос от демонессы, обращенный ко мне; по идее, именно Франсуаз надлежит лучше других знать, что происходит с людьми, оказавшимися во власти порождений Зла.

Я ответил, не повышая голоса:

– Желания людей почти всегда исполняются, Френки. Не знаю, кто это придумал, или же это заложено в генетической структуре человека.

Однако это относится не к осознаваемым желаниям, не тем, которые человек сможет высказать, если перед ним появится джинн. Желания, которые исполняются, – те, что лежат глубоко в душе, те, что движут человеком и указывают ему путь.

Отец Морон хотел, чтобы существовали твари, которых он мог бы ненавидеть. И одна из них уже находилась внутри него.

– О чем это вы говорите? – спросил священник.

– О твоей смерти, – ответила Франсуаз.

Мне было жаль отца Морона; вернее, я испытывал бы это чувство, если бы не потерял его давным-давно.

Говорят, что нельзя помочь людям, которые этого не хотят. Пожалуй, так и есть. Но тем более невозможно спасти тех, кто истово молит о спасении, и желания его искренни, но в то же время каждым своим шагом, каждым словом, каждой мыслью и каждым побуждением увлекает себя все ближе к пропасти.

И он скорее проклянет тех, кто осмелится откликнуться на его крики о помощи, нежели откажется от своего гибельного пути.

Отец Морон шел именно этим путем; он сам выбрал его и никогда бы не отступил.

Вот почему я не мог найти в себе жалости к нему, хотя и хотел ее испытывать.

Наверное, я стал циничен.

Отец Морон опустился на колени. Он сделал это медленно; он не был очень стар, но его спина уже болела, а ноги плохо слушались своего хозяина.

Никто не мешал ему, хотя он ждал иного. Отец Морон встал на колени и, не удержавшись, поднял на нас взгляд, полный сомнения и страха. В этот момент он не был похож на того, кем полагал себя сам – на борца за веру, сражающегося с порождениями Тьмы.

Скорее он выглядел как жалкий пьяница-нищий, достойный одного лишь презрения и даже не осуждения уже, воровато подбирающий с грязной земли мелкие монеты, рассыпанные невнимательным прохожим.

– Не старайся, – бросила Франсуаз.

Пальцы Морона коснулись металла, и в то же мгновение священник отдернул их, издав громкий крик боли. Белый дым поднялся от кончиков его пальцев, и я увидел, что они обожжены до костей.

– Что это? – в ужасе воскликнул священник. – Что происходит?

– Никто не забирал у тебя крестика, Морон, – ответила Франсуаз. – Ты сам выбросил его, отказавшись от того, во что верил.

Она наклонилась и, подняв маленький кусочек металла, передала его мне. Он был холодным и твердым, каким и должен быть небольшой амулет.

– Мой крест раскалился, и я не могу его поднять, – прохрипел отец Морон. – Это твоих рук дело.

– Жаль огорчать тебя, – ответила Франсуаз. – Но виноват в этом ты. Крест – не более чем дешевая безделушка. Религиозный смысл наполняет его лишь постольку, поскольку ты сам веришь в Бога.

Ты думаешь, что по-прежнему служишь ему, но на самом деле отказался от своего Бога ради своей ненависти. В глубине души ты это осознаешь, и это не позволяет тебе взять в руки крест.

Девушка положила амулет поверх листков с заметками воскресной проповеди.

– Смотри на него, Морон, – произнесла она. – И, когда ты вернешься к своему Богу, ты сможешь его взять. Не раньше.

– Жалкая тварь! – закричал священник. – Тебе не удастся запутать меня своей ложью.

Я покачал головой.

– Для него уже все кончено, – сказал я. – Он сам определил час своей смерти.

Морон закричал.

Он бросился на мою партнершу, поднимая правую руку. Бог весть, чего он хотел добиться; Франсуаз дала ему пощечину, и он кубарем покатился на пол.

Морон поднялся.

Это удалось ему не сразу. Дважды его ноги подгибались, и он вновь сползал на плп, скользя ладонями по стене. Правая часть его лица горела, но не ярче, чем его глаза.