Генезис   ::   АНДЕРСОН ПОЛ

Под огромной аркой его встретили двое служек в голубых рясах, преградили ему путь, скрестив посохи, и воскликнули:

- Именем Тайны, остановись, поклонись с почтением и назови себя!

Голоса их звенели ясно, и не дрогнули они перед тем, кто привык внушать трепет сильным воинам. Ибо был Калава мужем высоким, широкоплечим и мускулистым. От ветра и солнца кожа его стала темной как уголь, а волосы - почти что белыми; ниспадали они длинными косами до середины спины. Черны были его глаза и сверкали из-под крутого лба. Лицо же покрывали кривые шрамы. Выкрашенные красным усы свисали ниже подбородка.

В мирное время, путешествуя, носил Калава лишь зеленую, по колено рубаху с оторочкой из шкурок кивви да сандалии на высокой подошве, однако на запястьях у него были золотые браслеты, а у бедра висел меч. Также в колеснице крепилось стоймя копье с развевающимся флажком, о борт ее бился щит, а топор находился под рукой, так чтобы его в любой миг легко было схватить и метнуть.

Запряжена была колесница четверкой отборных рабов из породы, выведенной специально на тягло: могучих, длинноногих и горячих нравом, хотя после оскопления на самцов можно было положиться. Пот блестел на их небольших обритых головах, помеченных клеймом Калавы, и струился по обнаженным телам. Но дышали они ненатужно, а пахли довольно приятно.

-  Стоять! - прорычал их хозяин.

На миг все замерло и смолкло, лишь дул ветер. Потом Калава коснулся лба чуть ниже повязки и произнес слова Исповедания:

-  «Мало ведомо человеку и еще меньше понятно, оттого да склонится он до земли пред мудростью».

Сам он больше верил в кровавые жертвоприношения, а паче того - в свою силу, но от предков унаследовал уважение к вилкуи.

-  Ищу я совета у Ильянди, Мыслящей-о-Небе, - сказал он.

В этих словах едва ли была нужда, поскольку больше никто из посвященных не находился в ту пору на Горах.

-  Искать может всякий, кто не запятнан злыми деяниями, - ответил старший из мальчиков с не меньшей торжественностью.

-  Медведь Рувио свидетель, что всякий, судившийся со мной, получил свое удовлетворение.

Громовержец для большинства моряков был любимым богом.

-  Тогда входи, и мы донесем твою просьбу до своей госпожи.

Младший мальчик повел Калаву через внешний двор. Колеса стучали по булыжникам. В домике для гостей рабам отвели стойла, дали поесть и напиться, а потом Кала-ве показали комнату, где могли бы ночевать сорок человек. Были в доме и баня, и трапезная - на столах лежало сушеное мясо, фрукты, лепешки, а запивать их предлагалось златеничным вином. Еще Калава нашел книгу и, перекусив, сел с нею на скамью, чтобы скоротать время ожидания.

Книга его разочаровала. У Калавы не часто бывали возможность или желание почитать, так что он в этом не слишком преуспел, а переписчик тома работал в старом, вышедшем из употребления стиле. Но хуже всего было то, что книга оказалась летописью зхирских императоров. Читать ее Калаве было не только горестно - о Энейо, его сын, последний его сын! - но и бесполезно. Да, вилкуи учили, что цивилизация пришла к улонаи из Зхира. Но что с того? Сколько веков прошло с тех пор, как пустыня заявила свои права на древнее государство? Кем стали потомки его жителей, как не голодными кочевниками и больными бандитами?

Да, подумал Калава, полезно было бы предостеречь людей и напомнить им, что пустыня продолжает наступать на север. Но не довольно ли им того, что они видят? Не слишком далеко к югу он бывал в городах, что во времена его дедов процветали, а ныне запустели, и развалившиеся дома наполовину утонули в пыли, а окна без стекол напоминали глазницы иссохшего черепа.

Губы его сжались. Он был не из тех, кто станет безвольно ждать решения судьбы.

День близился к вечеру, когда пришел служитель Ильянди сказать, что госпожа примет Калаву. Шагая следом за проводником, Калава видел, как восток затягивает пурпурная дымка.