Геноцид   ::   Диш Томас Майкл

С тех пор, как он взлетел до своего теперешнего положения (формально он считался мэром, но фактически это было нечто большее), его не видели без этого кольта. Оружие служило скорее символом (в поселке было полным-полно винтовок и прочей амуниции), кольт как таковой наглядно демонстрировал свое единственное мрачное назначение — убивать.

Запах резко усилился, а затем на повороте тропы они увидели двенадцать сгоревших туш. Они были сожжены в прах, но сохранили довольно четкие очертания, так что несложно было понять, которая из них прежде была Стадсом. Рядом на тропинке была еще одна кучка пепла, поменьше.

— Как… — начал Бадди. На самом деле он хотел сказать «Что?» или даже «Кто?», в общем, он имел в виду то, что отец его понял гораздо быстрее.

— Джимми! — в отчаянии закричал обезумевший старик и погрузил руки в маленькую, еще дымящуюся горку пепла. Бадди отвел глаза. Слишком сильное горе — то же, что опьянение: нечего пялиться на отца в таком состоянии. «Даже мяса не осталось, — думал он, глядя на сгоревшие туши. — Ничего, кроме пепла».

— Мой сын! — кричал старик. — Мой сын!

В руках он держал кусочек металла — это была пряжка от пояса. Края сплавились от жара, и жар, еще наполнявший металл, обжигал старику пальцы. Он этого не замечал. Из его горла вырвался звук, более тяжкий, чем стон, и он вновь погрузил руки в прах.

Затем, уронив лицо в пепел, зарыдал.

Вскоре подоспели мужчины из поселка. Один из них вместо тычка прихватил лопату. Они похоронили то, что осталось от мальчика, ибо ветер уже начал развеивать пепел по земле. Андерсон держал пряжку.

Пока Андерсон молился над неглубокой могилой своего сына, остальные услышали знакомое «му-у». То была последняя корова — Грейси. Как только отзвучало «Аминь!», все бросились догонять уцелевшую скотину. Все, кроме Андерсона, который в одиночестве побрел к дому.



Глава 2

БЕГСТВО

Позапрошлой весной им пришлось покинуть старый Тассель, тот Тассель, который и по сей день они считали своим настоящим домом. Растения разбросали свое потомство по всем окрестным полям, хотя оставалось загадкой, как это получилось, ибо ни признаков цветения, ни хоть каких-то плодов у них не бывало. Они заполняли землю столь беззастенчиво, с такой наглой напористостью, что в конечном счете сводили на нет усилия людей, боровшихся с ними. Люди-то были слишком разобщены — они жили далеко друг от друга: город и окружавшие его фермы строились отнюдь не в расчете на осаду.

Первые три года люди справлялись с нашествием, опрыскивая побеги ядохимикатами, которые производились на правительственные субсидии. Дела как будто шли неплохо — так, по крайней мере, казалось. Растения, однако, стремительно вырабатывали иммунитет против любого снадобья, стоило его только выдумать; ну, а пока держалось правительство и работали ученые, новые препараты приходилось изобретать ежегодно. Но даже тогда опрыскивали лишь возделанные земли. На болотах и девственных берегах озер, в лесах и вдоль дорог побеги разрастались на глазах, недоступные никакому врагу, кроме топора. Топоров же было слишком мало, а Растений — чересчур много, так что вряд ли такой метод борьбы можно было принимать всерьез. Где бы ни появлялись Растения, всему остальному уже не хватало ни света, ни воды, ни даже земли. В конце концов, они окончательно вытеснили старые деревья, кусты и травы, и те попросту вымерли, а почвы поразила эрозия.

Вначале фермерской земли это не касалось — до поры до времени, конечно. Однако уже через три года Растения настолько заполонили поля и пастбища, что гибель культурных земель стала лишь вопросом времени. И, по сути дела, времени очень короткого: Растения буквально вгрызались в пространство, и на пятое лето от них уже нигде не было проходу.

Теперь на месте Тасселя остались мрачные руины. Навещая их, Бадди испытывал особое, печальное наслаждение.