Гниды   ::   Масодов Илья

Он вытащил её из шкафа и бросил на пол, Аня больно стукнулась коленками, но что могла значить эта боль по сравнению с тем, что её ожидало, ведь Аня знала, что папа будет её драть, потому и вопила, и плакала, и дёргалась у него в руке. - Не надо, пожалуйста, не надо, папочка, не надо!

- Что не надо? - гадливо спросил отец, нагибаясь над упавшей Аней и запуская ей вторую пятерню поглубже в волосы.

- Драть, - упавшим голосом пролепетала Аня. - Пожалуйста, не надо драть.

- А ты ж не слушаешься! - с хитрецой заметил отец. - Я тебя звал - ты не пришла.

- Я боялась, папочка, я боялась, - жалобно заскулила Аня.

- Ага, - крякнул отец, подтаскивая её за шиворот к тахте. - Боялась. Ясно. А теперь снимай тряпки.

- Папочка...

- Снимай тряпки, падло! - заорал отец, так громко, что Ане забило уши. - А то изорву!

Аня неожиданно вывернулась и попыталась укусить отца за пальцы, но он вовремя одёрнул руку и ударил девочку локтем в лицо. Аня замертво упала на пол.

- Кусаться? - ехидно спросил отец. - Я тебе покусаюсь. Я тебя сам так покусаю, что сдохнешь. Так и запомни: сдохнешь!

Аня запомнила. Если отец обещал сделать что-нибудь плохое, то всегда потом делал.

- А где мама? - спросила Аня, расстёгивая платье и посасывая разбившуюся изнутри о зубы губу.

- Мама скоро придёт.

Раздевшись, Аня бережно сложила платье на стуле, потому что за неопрятность отец мог её добавочно побить, и влезла на тахту. Теперь она стояла на пёстром покрывале в одних трусиках.

- Ну, чего стала? - спросил отец. - Пляши!

Аня стала плясать.

- А что такая мрачная? - рявкнул отец, который уже уселся в кресло и закинул ногу за ногу.

Аня стала улыбаться.

- И руками делай.

Аня стала поворачиваться и делать руками всякие фигуры. Она и до того их делала, но мало. Она танцевала и поворачивалась, хотя ей до сих пол никак не удавалось унять дрожь в ногах. Обычно папа ставил ещё на проигрывателе пластинку, но теперь не поставил, а без музыки танцевать было трудно, тем более, что мешал телевизор, там как раз задолбили миномёты: фильм был про Великую Отечественную войну.

Неожиданно в комнату вошла мама. Она была бледная, как смерть.

- Филипп, - сказала она с порога. - Меня тошнит.

Папа перестал улыбаться. Какое-то время они молча смотрели, как Аня старательно пляшет на тахте.

- Зачем ты вазу разбил? - спросила мать.

- Посмотри, она хорошо пляшет, - глухо сказал отец.

- Всё к чёрту, Филипп. У меня в животе словно котёл с землёй. Мне всё осточертело.

Отец поморщился. Аня перестала плясать и отёрла выступивший на лбу пот.

- Погляди на неё, Катя. Погляди, как таращится, будто муха.

- Всё к чёрту, Филипп, - мать села на стул, ударившись локтями в расставленные колени и бессильно уронила голову. Волосы свесились перед ней. - Я не могу уже на всё это смотреть.

Аня заплакала. Теперь уже можно было плакать.

- Да заткнись ты, вонючка, - устало произнёс отец.

Аня села на тахту, отвернувшись к стене и стала плакать в руки, без голоса.

- Выключи это дерьмо, - тихо попросила мать.

Отец встал и выключил телевизор.

- Зачем ты разбил вазу, дерьмо, - без выражения сказала мать. - Она была дорогая.

- Да, - угрюмо согласился папа. - Я - дерьмо.

- Ты всегда был дерьмом. Всегда был и остаёшься дерьмом, - мрачно произнесла мать. - Аня, ты не пойдёшь завтра в школу. Завтра мы поедем на кладбище, к Наташе.

- Катя, ну зачем, - застонал папа. - Мы же были там на прошлой неделе.

- Заткнись, дерьмо. Ей мало, - в голосе мамы послышалось тошнотворное отвращение. - Она лазит ко мне каждую ночь. Сядет на край кровати и гладит лицо. Ручки у неё такие ледяные.

- Катенька, замолчи, - тихо застонал папа.

- Каждую ночь, - тупо повторила мать. - Она вонючая, холодная.

Папа сел в кресло, потому что не мог больше стоять.

- После того, как она приходит, меня тошнит, - сказала мама. - Мне тошно смотреть на всё вокруг, особенно на тебя, Филипп. На твою свиную рожу. А ты ещё выкамариваешь. Унитаз опять сегодня был грязный.