Голубой человек   ::   Лагин Лазарь Иосифович

Брючник Евсей, прохлаждавшийся почему-то в рабочее время на лавочке под одиноким пыльным деревцом, обрадовался Антошину, кинулся к нему из палисадника и тоже что-то неслышное ему крикнул…

А топот солдатских и еще многих чьих-то сапог уже заполнил собой подворотню… И этот жуткий многоголосый, жадный рев: «Держи его!.. Держи-и-и!» И высокий, ненавидящий козлетон Сашки Терентьева: «Держи си-ци-лис-та-а-а!..»

Выскочил из подъезда, сразу сориентировался и кинулся ловить Антошина Сержик Рымша. Он попытался подставить Антошину подножку, но Антошин увернулся. Рымшеныш не выдержал равновесия, шлепнулся в мягкую пыль немощеного двора. Слетела с его головы и покатилась далеко в сторону франтовская форменная фуражка с зеленым околышем и клиноподобным длинным и узким гербом коммерческого училища. А преследователи, чтобы не затоптать барчука, стали огибать его стороной, и это дало Антошину две-три секунды фары, Он быстро загремел вниз по каменным ступенькам в самом левом углу двора, тем самым, по которым он в ту роковую январскую ночь, ничего не подозревая, выходил из кинотеатра «Новости дня» после последнего сеанса.

Перед ним была дверь. Запертая или незапертая?.. Тогда, в январе, она была выходом из кинотеатра… Что за нею скрывается сейчас?.. Удается ли ему ее открыть?.. И если даже удастся, то есть ли где-нибудь за нею выход на Тверской бульвар?..

Все это пронеслось у него в голове за какую-то ничтожную долю секунды.

Преследователи уже снова были совсем близко… Уже на расстоянии протянутой руки… Уже кто-то схватил его за левую руку…

Он выдернул ее, обеими руками вцепился в дверную скобу, чтобы рвануть ее на себя…

И тут у него подогнулись ноги, сильно закружилась голова. Он медленно повалился на бок, и пока острая боль в боку не лишила его на какое-то время сознания, он успел увидеть, что падает не на пыльный разогретый камень, а на снег. И что весь двор в снегу, а на крышах частоколы антенн, а над подъездами – электрические лампочки, горящие электрические лампочки!.. Потому что теперь, оказываетея, не ранний летний вечеру а темная, зимняя, холодная и в то же время удивительно приятная, уютная ночь. Он даже успел заметить на еебе то самое пальто и те самые туфли, в которых он был в «Новостях дня» в ночь под старый Новый год…

Откуда-то издалека донеслись (или это ему только вспомнилось) чьи-то приглушенные голоса:

– Осторожней… Теперь вы… Вот так!..

– Гражданин с папиросой, поимейте совесть! Человеку нужен свежий воздух, а вы над ним дымите, как паровоз!..

– Кровищи-то сколько вылилось!..

– Ничего! Парень, видать, здоровый, выдюжит…

– Борис Владимирович!.. Васильченко!.. Взяли, подняли!.. Осторожненько! Еще осторожней!.. Вот так!..

– Кого-то сшибло машиной, – вяло сообразил Антошин и снова потерял сознание.

Москва

1957–1964