Голубой нуль   ::   Аматуни Петроний Гай

Или как это принято в литературе серьезной — на главы.

Хорошо бы, да ведь не зря говорят: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Я не жалуюсь ни на то, ни на другое; более того — у меня так много друзей, мечущихся по всей вселенной, что я едва успеваю читать их занятные письма и только из-за недостатка времени — по этой причине — не берусь сам за перо…

А упомянул я о своих друзьях не зря, ибо есть еще одно письмишко, которое, уважаемый тов. Редактор, следует преподнести Вам, прежде чем я расскажу о содержании «штучки»…

Прилагаю неполную, но существенную копию письма другого моего друга космонавта Осипа Рубайло, большого выдумщика, если речь не идет о космических полетах.

П. А.»



Из письма О. Р. к П. А

«…Я уже лег на обратный путь к родному очагу, как вдруг в моем одноместном автоматическом звездолете приборная доска онемела. Только что я несся в своем футляре с оглашенной скоростью, и вот теперь: стрелки, индексы, крючочки и петельки на шкалах приборов возвратились к своим нулевым или нейтральным положениям, сигнальные лампочки погасли, световые полоски и всплески на командном осциллографе исчезли…

Я знал, что такое возможно лишь при отключенной технике, скажем на стоянке, и просто невероятно в рейсе; однако не мог избавиться от факта.

Проверил источники питания, АЗСы, пораскинул умом, насколько позволяла маленькая кубатура моего космического корабля, и понял, что ситуация «того»…

Откинув занавеску, глянул и за окошко: там властвовал беспросветный мрак — исчезли все звезды мироздания, даже те, что были рядом, в родной Галактике.

Убедившись, что Природа — по крайней мере в этом уголке — вымерла и никуда не спешила, я негромко чихнул, что делал всегда в минуту душевного подъема.

И в то же мгновенье сквозь обшивку звездолета снаружи просунулась чья-то физиономия, поразительно знакомая и вместе с тем странная.

Несколько секунд спустя рядом со мной появилась вся фигура этой физиономии полностью и поставила меня перед необходимостью описать ее…

Если коротко — то это прозрачное существо напоминало нашего всеобщего предка, — я имею в виду не Адама, а одного из тех, что прыгали по деревьям и были далеки от теории относительности.

— Ну-с, а дальше что? — спрашиваю.

— Я робот, — представился он. — С планеты Уэп, я изучаю Нуль, а вы вторглись в него…

— Откуда вы знаете русский язык?!

— Я говорю на языке, на котором вы думаете, а как он называется представления не имею.

— Ах так… А при чем «нуль»?

— Но ведь нуль — понятие математическое: а здесь-ничего, кроме математики, не было до вашего появления.

— Однако не все нули одинаковы: один произошел от того, что из семи вычли семь, другой является началом какого-нибудь отсчета, третий получился потому, что какое-то число помножили на нуль; все они как бы разноцветные!

— Тогда этот, — робот указал белесым пальцем на окно, — «Голубой»… Самый что ни на есть первородный, сам по себе. И произошел он не от умножения, не от вычитания, а таким и был от рождения. Он — Ничто!

— Забавно. А каковы его особенности?

— Во-первых, тут нет Времени…

— А где же оно?

— Время, как считают наши ученые, есть главная сила Природы, оно обеспечивает причинность: сперва появляется причина, а потом — следствие. Других обязанностей у Времени нет! Поэтому оно не имеет обратного хода.

— Разве причина не сама по себе переходит в следствие?

— «Сама по себе» существует только Природа.

— Я привык к земному символу Времени: оно движется наподобие Стрелы от прошлого к будущему, а где-то в середине ее исчезающе тонкой черточкой приютилось Настоящее.