Гончие преисподней   ::   Чекалов Денис

Он очень обиделся на меня, однако ни словом, ни жестом не пытался напомнить о коварном ударе, которым предатель помешал ему поставить демонессу на место.

Франсуаз сидела напротив Прокла, по привычке забросив одну ногу на стол, и шлифовала рукоятку меча столь старательно, будто та и правда в этом нуждалась.

Девушка чувствовала себя так легко и непринужденно, словно не она пару часов назад вызвала ссору в фехтовальной зале.

Я не знал, чем она занималась все это время. Правда, слышал, что на главной площади дозор императорской стражи вступил в отчаянную схватку с бандой грабителей и убийц, которая совершенно необъяснимым образом вдруг оказалась в самом центре города.

Шестеро стражников лишились голов, один руки – и еще двое уже получили от муниципалитета по осиновой палке вместо отрубленных ног. Сколько же полегло злодеев, городской магистрат тщательно хранил в тайне.

Я не знал, причастна ли к этой истории моя спутница, – и предпочитал оставаться в блаженном неведении. Правда, я дважды видел в городе большие черные доски, на которых значились имя Френки, подробное описание, а также сумма вознаграждения, полагающаяся за ее поимку. Особенно если голова будет доставлена отдельно от туловища.

Объявления эти городские писцы наносили особой краской, которая стиралась только волшебным раствором. Стереть что-нибудь или добавить от себя городские хулиганы попросту не могли.

Когда я в первый день нашего пребывания в Зингаре обратил внимание своей спутницы на эти доски, она лишь небрежно тряхнула головой и ответила:

– Подумаешь. Здесь наверняка никто не умеет читать. В тот же вечер она убила перед таверной трех человек, которые, очевидно, имели в детстве оплошность выучить пару букв.

Димитриус сидел между мной и Проклом, все так же опустив голову и погрузившись в раздумья. Случай, произошедший в зале для фехтования, до сих пор не давал парнишке покоя. Однако сейчас у него были и более веские причины для раздумий.

– Ты давно не виделся с отцом? – спросил я.

– Нет, – отвечал паренек. – Он навещал меня несколько раз в год.

Юноша замолчал.

Я прекрасно понимал, что он хотел сказать. Одно дело – быть учеником академии и встречаться с отцом только в короткие дни, отведенные для посещений, и совсем другое – вернуться домой насовсем.

Димитриус давно привык к наставнику Проклу. Приказы мастера юноша выполнял без возражения и раздумий, его мнение считал единственным и неоспоримым, к нему обращался в минуту сомнений или душевной слабости.

Теперь, в единый миг, Бородатый должен был уйти в прошлое, а его место занять настоящий отец Димитриуса. Вряд ли паренек до конца осознавал, как важна для него эта перемена.

– А что, разве у вас не выдают побрякушек? – спросила Франсуаз. – Мальчонка закончил школу. Мыл у вас пол. Протирал щиты влажной тряпочкой. А потом вы его просто так, сапогом под зад – и домой. Ни прощальной пирушки, ни торжественного награждения. Гнилая какая-то академия.

Она плюнула на лезвие, продолжая протирать его, и добавила:

– Не хотела бы я у вас учиться.

Прокл дал себе торжественное слово, что скорее лопнет и изойдет гноем, чем заговорит с дерзкой девчонкой. Однако на сей раз он не сдержался и почти что выкрикнул:

– Женщин я не принимаю. Франсуаз кивнула:

– После того, что произошло сегодня, это неудивительно.

Прокл вскочил, так что табурет вылетел из-под него и грянул под ноги зазевавшемуся половому. Бородатый протянул руки, чтобы ухватить девушку – по всей видимости, он намеревался ее придушить. Франсуаз легко стукнула его кончиком сапога по лбу, и ратник рухнул обратно. Поскольку же табурета под ним уже не оставалось, лететь пришлось до самого пола.