Граждане, воздушная тревога !   ::   Абрамов Сергей

Да и твой Чужой мне не нравится. Я лучше подумаю.

- Думать некогда. В четверг эшелон пойдет. В шесть часов утра к Москве подходит.

- Боязно, - протянул Замятин, - тут же не с уголовкой дело иметь придется, а с чекистами. Если влипнешь - вышка.

- И чекистов обмануть можно, - убеждал Серый своего собеседника. - А России все одно не будет. Мне один тут из Минска русскую газету привез. Пишут, что зимнее наступление задерживается из-за ранней зимы. Ведь с октября закрутила. А весной новое наступление начнется, и Москве все равно конец. Чужой у своих нас всегда поддержит.

- Не знаю, - опять нерешительно протянул Замятин.

- Сделано, - успокоился Серый, - подберем пару людишек, выберем место и засядем подале. Умно сделаем, все выйдет.

- Чужой тоже будет?

- Непременно. Там же и расчет.

Об этом разговоре я услыхал от Замятина: он сам явился на Дзержинку и сидел у Югова.

- Вот тебе и диверсионный акт, о котором говорил Зингер, - обратился ко мне Югов. - Нашелся честный человек: предупредил. Так говоришь, завтра?

- Завтра после пяти утра. Мину устанавливаем крупную, новехонькую. А мы будем в кустах под откосом сидеть. Там у Пушкино большущий откос, а кусточки реденькие. Устанавливаем, как только тесть мой из депо пройдет. Сам-то он ничего не знает.

- Михельс будет наверняка?

- Мне так сказали. Мы его Чужим зовем.

- Обязательно должен быть. Может, где-нибудь в сторонке. Придется весь этот участок пути оцепить. Московский гарнизон поможет. - Югов засмеялся: А тебя, милок, тоже за живое задело? Не захотел немецким шпионам помогать?

- Не могу против своих, - Замятин опустил голову.

- Я думаю, тебе все равно придется на фронт возвращаться... Хвоста за собой не оставил?

- Нет. Мне доверяют.

- Так иди переулком да посматривай, если что...

Когда он ушел, Югов распорядился:

- Значит, завтра в пять у пушкинского депо. Вы с Безруковым придете пораньше и наблюдайте за всеми, кто появляется у железнодорожных путей. А с начальником Московского гарнизона я сам свяжусь. Вся местность будет оцеплена. На этот раз Михельса мы должны взять.

- Я тоже этого боюсь, - вслух подумал Безруков.

Раннее утро. Еще нет пяти часов, темно, но на востоке небо уже розовеет. Размещаемся в стороне друг от друга, чтобы быть как можно незаметнее. В ближайшем перелеске - наши люди, а к шести утра вся местность кругом уже будет оцеплена.

Мы ждем почти час, так что у меня даже закрадывается сомнение: будет ли сегодня уложена мина. Но вот над откосом у насыпи появляются какие-то люди. Их трое. Двое несут железный ящик, небольшой, но тяжелый, судя по их усилиям. Третий осторожно шагает сзади, все время оглядываясь по сторонам. Все трое похожи на ремонтных рабочих. Михельс обдумал все очень точно.

В конце концов мина поставлена. Псевдоремонтники спустились под откос, не увидев ни одного из чекистов. Югов ничего не говорит, он только делает рукой знак, означающий одно:

- Взять!

Взяли всех. Пытался бежать только Михельс, пришлось стрелять. Стрелял Паша. Стрелял прицельно: в ногу. Промазать было невозможно: Михельс не успел далеко убежать...

21. Михельс выходит на авансцену

Трудно нам будет с Михельсом, считает Югов. И я с ним согласен. Паша Безруков, наш "стрелок", третий день сидит у его койки после операции колена. Доктор уже разрешил допрос - пока накоротке, не утомляя больного. Но Михельс как бы отключился от окружающего мира. Ничего не видит и не слышит. Покидает койку лишь по необходимости, бредет на костыле вдоль стены. Паша за ним. Так и возвращаются в палату. Ни одного слова не произнес с тех пор, как его перевели сюда из операционной. Что это? Шок? Психологическая реакция на провал или просто желание оттянуть время расплаты?..