Граждане, воздушная тревога !   ::   Абрамов Сергей

Она оказалась проворней меня, и, пока я тушил свою, Лейда уже возвращалась, легко сбросив добычу с крыши. Как ряд маленьких взрывов загрохотали зенитки, и самолет сразу рванул вверх и растворился в темноте неба. Однако его тотчас же нашли прожекторы и повели на юго-запад.

- Теперь собьют, вероятно, его уже заметили истребители, - сказал я.

Как сбили самолет и где сбили, мы уже не видели. Но то, что он был сбит, не сомневались.

- У нас есть свои асы, - сказала Лейда. - С одним даже знакома.

Почему она так радуется сбитому немецкому самолету, подумал я. Искренне или играет? И откуда это знакомство с летчиком? И я говорю с вызовом:

- Ликуешь, что зажигалку сбросила и что фашистский самолет сбит?

- Так война же идет. Вот и радуешься каждой маленькой, но все же победе.

- А где с летчиком познакомилась?

- Зашел как-то к нам в сберкассу.

Не получается из меня следователь, и я, смотря ей прямо в глаза, отрубаю:

- А как ты вообще к Советской власти относишься?

- Так же, как и ты. Жду победы.

- Так собственного кафе у вас не будет, - замечаю я не без ехидства.

- Оно уже в сороковом государству перешло Мать так и осталась кассиршей, отец же кондитером в ресторан на побережье перешел А если б не война, я все равно бы с бабкой в Москве жила. У отца с матерью каждый день ругань, а здесь тишина. Конечно, оклад у меня мизерный, но, когда война кончится, доучиваться пойду.

- И замуж выйдешь?

- Ты себя имеешь в виду?

- Хотя бы. Чем я хуже других?

- Работа у тебя скучная. Из неграмотных строк грамотные делаешь Романтики нет.

Права чертовка Романтикой у нас в редакции и не пахло Разобьем под Москвой гитлеровские армии, опять военкором попрошусь. Ответственный секретарь обещал. А с Лейдой, кажется, ничего не получается, нет у меня программы допроса. Попробую с другой стороны подойти.

- По ночам, когда ложишься спать, ты руки одеколоном или кремом протираешь?

Она удивлена.

- Одеколона в продаже нет: весь выпили, а кремом зачем? Не люблю жирных рук.

- Руки вымыть потом можно.

- А почему ты об этом спрашиваешь?

Не дожидаясь ответа, она сняла перчатки и понюхала обе руки. Я перехватил одну и тоже понюхал. Потом вдруг поцеловал длинные, как у пианистки, пальцы.

Руку она вырвала.

- Девушкам рук не целуют.

- Не могу же я ждать, когда ты состаришься.

Руки у нее ничем не пахли.

И я решил вывести Лейду из круга подозреваемых. Югов меня высмеет, когда узнает об этом псевдодопросе.

Воздушная тревога продолжалась почти до рассвета. Вражеские бомбардировщики шли волнами с юго-запада, должно быть, из Наро-Фоминска, а прорвавшись к Москве, рассеивались над городом. Видели мы три взрыва крупных фугасок и как запылали взорванные ими дома, видели и виновников этих пожаров - паривших над городом больших черных птиц, нащупанных прожекторами. Лейда насчитала семь, громко называя каждую цифру. Семь вспышек пламени от расстрелянных в воздухе самолетов врага, семь клубков дыма, растворившихся в темноте неба И только когда уже начинало светать, установленный на крыше громкоговоритель прогремел нам свое лаконичное: "Отбой!"

Я спустился с крыши уже после того, как закончила свое дежурство Лейда. Спустился по черному ходу и пошел к нам в подъезд. Народ из убежища уже разбрелся по квартирам. Только четверо стояли внизу у лифта, из-за войны, понятно, не действующего. Четверо мужчин из нашей квартиры: портной Клячкин, бухгалтер Сысоев, оркестрант Мельников и капитан Березин. Все они знали, что я с дежурства на крыше, и потому первым же адресованным мне вопросом был уже привычный и не удивляющий:

- Скольких сбили?

- Семерых. Лейда считала точно. И по-моему, даже не в Москве, а под Москвой.

- А скольких пропустили? - спросил капитан.

- Мы три взрыва видели. Кто успел сбросить бомбы, тех и сбили.