И паровоз навстречу!   ::   Панарин Сергей

И не дай бог, узнают о том, что именно он, Ференанд фон Косолаппен, натравил на Повелителя тьмы убийц — Четырех всадников. Теперь барону стало кристально ясно, почему всадники отказались от задания и вернули плату.

Чем дольше Ференанд сидел рядом с грозной парочкой, тем больше проливал холодного пота.

А застолье развивалось по давно известным законам: выпили, закусили, вновь выпили, опять закусили… Воины окончательно повеселели.

— Расскажите историю своего славного магического оружия, Пауль! — потребовали они.

Палваныч смутился. Он не был оратором. К тому же публика явно не ждала отчета о том, как на ижевском заводе собрали автомат, отправили его в ракетный полк, а там выдали Коле Лавочкину… Опять же, врать без особой выгоды прапорщик не любил.

— Поведай им какую-нибудь чудесную байку, — шепнула ему на ухо графиня. — Поверь, чем бессовестнее ты солжешь, тем громче будет слава твоего нынешнего подвига.

Откашлявшись, Палваныч встал и поправил висящий на плече автомат. Пирующие затихли.

— Ну, я понимаю, вы хотите знать, как вот эта штука и что, — неуклюже начал Дубовых.

Люди закивали.

— Да, у чудесного артефакта наверняка романтическая история, — с придыханием вымолвила супруга Лобенрогена, дурная на лицо женщина, да и в целом тоже.

— Тогда я доложу вам ее по форме древнего русского сказа о стрельце Калашникове.

Глотнув для храбрости эля, прапорщик наплел диковатую басню, которая в приблизительном переводе с немецкого звучала примерно так:

Жил да был купец Калашников,

Торговал-менял, магазин имел.

А во том ли магазине товары-то

Всяки-разныя, все заморския.

Как-то раз да под Новый год

Выходил из подпола крысиный царь

Со своею крысиною матерью —

То ли Шушерой, то ль Чучундрою.

Подошел крысиный царь к добру молодцу,

Молвил нагло языком человеческим:

— Ты, Калашников, отдавай-ка мне

Половину дохода торгового,

А за дань твою возведу тебе

Кровлю новую, стопудовую.

И никто на тебя не позарится,

А позарится — разберуся с ним.

Сдвинул брови купец, осерчал вельми:

— Как ты смел, пасюк, предлагать сие?

Крыса ты лицом, а нутром свинья.

Как посмел ты влезть, ой, незваный гость,

С таковым мурлом во калашный ряд? —

Взял купец скамью да прибил царя,

Раздробил ему все три головы.

Испустил пасюк свой последний дух,

А Чучундра-то злая волшебница,

Мать его да подпольная хищница

Наслала на купца на Калашникова

Чары страшныя, неминучия.

Превратился он не в орехокол

Да не в ступочку с мясорубкою,

А в оружие огнестрельное.

Величать да звать его «автомат» —

Распрекрасный стрелец Калашников.

С магазином он, сиречь рожком, теперь

И со всеми-то причиндалами.

— И все?! — недоуменно спросил Лобенроген, когда стало ясно, что Палваныч не продолжит.

— Все.

— Знаете, Пауль… Вообще-то мне нравится, когда в сказке есть счастливое окончание. Но вот сейчас я очень рад, что ваш стрелец снова не стал купцом. Нынче это прискорбное обстоятельство необычайно нам помогло.

Из-за стола встал седоватый длинноволосый мужик:

— Ваши благородия, дозвольте вашему певцу прославить сегодняшний бой. Я не дерзну соревноваться с господином Паулем — Повелителем Тьмы. Но мы просто обязаны ответить на хорошую балладу!

— Пой, пой! — заголосили с мест.

Косолаппен дал согласие. Певец вышел на середину зала, достал из-за спины лютню. Узловатые пальцы пробежались по струнам.

— Спою вам, братья, о событиях давних… — продекламировал седоватый и тут же услышал недовольные вопли:

— Какие давние? Сегодняшние! Совсем допился, бард пивной!

— Да, о давних! — огрызнулся певец.