Идущие сквозь миры   ::   Лещенко Владимир

Минут через пять мы уже подошли вплотную к драккару, чьи весла бессильно болтались в мелкой волне. С костяным стуком соприкоснулись наши борта.

На гребных скамьях, на носовой и кормовой палубе вповалку лежали десятки тел, блестя металлом кольчуг. Они все казались мертвыми. Недвижно лежали те, кто еще несколько минут назад предвкушал легкую и обильную добычу — товары и рабов — и, быть может, прикидывал, кого из взятых в плен принесет в жертву своим богам. Совсем скоро им предстоит биться в отчаянии головой о стены тюрьмы, проклиная судьбу и этих богов, скрестивших их путь с нашим.

Зрелище (одно из многих, обычных для нас), за которое какой-нибудь профессор-историк не пожалел бы нескольких лет жизни.

Стоявший у леера матрос подцепил драккар багром и, натужно кряхтя, подтащил к самому борту. Вот он и еще двое спрыгнули на судно, и через несколько секунд вокруг гребной банки был обмотан канат.

Едко несло химией, и аромат разложившегося паралика смешивался с острой вонью немытых тел. Драккар пах куда крепче, чем наши кораблики, хотя колдун, случалось, жаловался на неприятный запах.

Рядом со мной появился младший из матросов — Гриша Алмазов — с целой связкой кандалов.

Пара ручных браслетов, соединенных длинными цепями с ножными и такой же цепочкой, пропускаемой между ног, — с ошейником. Это хитроумное изобретение невесть какого мира не оставляет закованному в них никакой надежды на освобождение. Стоит человеку в таких кандалах не то чтобы попытаться спастись бегством, а даже просто сделать резкое движение, как ошейник сдавит ему горло, грозя смертью от удушья.

Расхватав эти замечательные приспособления (кое-кто имел возможность испытать их действие на себе), матросы принялись паковать в них бесчувственных викингов так же спокойно и деловито, как будто перед ними были бесчувственные мешки или тюки. При этом, не стесняясь, раздевали пленников, сдирая с плеч плащи, освобождая руки от браслетов, стаскивая грубые тяжелые сапоги, засовывая за пояс и за голенища изъятые кинжалы.

Потом, повинуясь короткой команде Мустафы, они уложили пиратов в ряд, после чего, выстроившись попарно, принялись перетаскивать пленников на наш корабль, бесцеремонно швыряя их в трюмный люк, правда, на заранее подостланную солому. Получилось в согласии с поговоркой о мерах предосторожности на случай неожиданного падения.

Около меня очутился спрыгнувший с борта «Левиафана» Ингольф — от удара драккар даже покачнулся. Скандинав довольно ухмылялся, глядя на результаты своих трудов.

Он присел на корточки у тела ярла (или кто он там), срезал со шнурка на его шее тяжелую золотую пластину и протянул мне:

— Оставь себе.

— Бери, капитан, первая доля — вожаку.

— Тогда уж отдай наварху, — усмехнулся я.

Буркнув под нос что-то вроде «было бы предложено», скандинав вытащил из ножен меч. Повертел так и сяк:

— Уж меч-то должен взять.

— Ладно, забери, потом отдашь.

Меч, по правде сказать, мне был ни к чему — я не умел с ним обращаться. Еще абордажной саблей или кортиком как-то владею…

Тем временем обшаривавшие драккар матросы под руководством младшего боцмана вынесли из кормовой надстройки трех женщин в разорванных лохмотьях.

— Там еще одна, — крикнул мне Адриан. — Только она прикована и голая.

Подобрав валявшуюся секиру, он вновь нырнул в надстройку. Послышался лязг металла о металл, хруст обшивки.

Он вновь появился, и уже не один.

На руках Адриан держал дородную длинноволосую блондинку. Волосы чистого платинового оттенка мели палубный настил, ноги своей длиной превосходили всякое воображение, а высокие полные груди поднимались торчком, как два холма безупречной формы.