Игра нипочём   ::   Семенова Мария Васильевна

Грохотом ударило по ушам, густо обдало жаром, резко встряхнуло мозги… Так, что перед глазами темнота, в горле дурнотный ком, из носа и ушей кровь…

– Чёрт, – разлепил глаза Семён… и увидел горящий подбитый вертолёт, тело пулемётчика Калибра, объятую жарким пламенем кабину пилотов…

Это топливо из разорванного дополнительного бака ставило точку на жизни Лёни Лосева. Чадную, жирную и страшную.

Вертолёт, высадивший группу Наливайко, ломая лопасти, кувыркался по горному склону. Со стингером, да в упор, шутки плохи: что выпускай тепловые ловушки, что не выпускай…

Было очень похоже, что фортуна расставила старшему лейтенанту Песцову медвежий капкан, только он об этом не думал. Он вообще не думал сейчас ни о чём – действовал на автомате, и только поэтому был до сих пор жив.

– Сына, за мной! – зарычал он радисту.

Укрывшись за камнем, они открыли по барбухайке кинжальный огонь, чтобы не дать гранатомётчику выстрелить снова. И он не выстрелил – на месте грузовика вдруг вырос огромный огненный цветок, стремительно распустился, с грохотом отцвёл и превратился в чадящий бензиново-пороховой костёр. В небо потянулся чёрный дым, густо запахло смертью и бедой… Простой крестьянский скарб, такую мать!

А со стороны второй машины уже вовсю летели пули, оттуда, прячась за колёсами, стреляли водитель и ещё двое. И продолжал солировать ДШК, певший песню смерти бойцам Наливайко, спрятавшимся за скалой. Ни высунуться, ни вздохнуть, носа не показать… Против «сварки» с автоматами не очень попрёшь…

– Сына, связь! – рявкнул Семён, выплюнул изо рта кровь и песок, схватил на ощупь тангету. – Запор, это Писец, доложи обстановку. Где, такую мать, агээс? [12]

Кличка «Запор» объяснялась генеалогическим древом. Предки прапорщика Наливайко были из запорожских казаков…

– Докладываю: стреляют, – послышался тенор как всегда невозмутимого Наливайко. – Один двухсотый, два трёхсотых. А агээс сейчас будет. Во всей красе…

– Лады. – Семён отключился, сделал полувыдох и плавно, как учили, надавил на спуск. – «Двадцать два, двадцать два…» [13]

Стреляя короткими очередями, он ждал, когда же до душманов дойдёт, что лежать у машины с боеприпасами не есть хорошо. Ага, осознали – сорвались и рванули за камни у скалы. Только недостаточно быстро – один упал молча, другой с диким криком, третий схватился за бок, но пополз по-змеиному. Юркнул за камни и затаился, затих… Тем временем заработал обещанный агээс, пошел сажать осколочную смерть по скалистым склонам. Вначале с недолётом, в белый свет, но наводчик тут же отреагировал, и тридцатимиллиметровые гостинцы стали рваться, где было положено – на позиции душманов. Активности там сразу поубавилось…

– Сына, связь! – снова рявкнул Семён, взялся за тангету, хрипло подал голос в эфир: – Запор, это Писец. Сейчас попробую подогнать машину. Готовься к эвакуации. И сделай так, чтобы «сварка» заткнулась, а лучше, чтобы навсегда… Как понял меня, Запор?

– Понял я, коман… – В эфире клацнуло, щёлкнуло, и наступила тишина, нарушаемая помехами. Связь прервалась.

– Сына, я к машине, попробую завести. Прикрой меня, стреляй во всё, что шевелится. Махну рукой – рви когти к барбухайке. Усёк?

Радист коротко кивнул, и старлей змейкой – бережёного Бог бережёт – припустил к грузовику.

Это был древний «Датсун» с правым рулем, Кораном на торпеде и… ключом в замке зажигания.

– Аллах акбар, – хмыкнул Семён, поворачивая ключ, нажал на газ. Горячий двигатель немедленно ожил, и на душе стало веселей. – Эй, сына, к машине, – распахнув свою дверь, махнул рукой Песцов, тут же взялся за «калашникова» и, пока радист бежал, бдел – весь превратился в зрение, в слух, слился с автоматом…

Однако ничего, боец подтянулся, обежал машину и, открыв левую дверь, прыгнул на подножку:

– Товарищ старший лейтенант…

И не договорил. Из-за камня, куда уполз недобитый дух, хлестнула очередь.