Иное царство   ::   Керни Пол

Он знает, что за его мирком большой мир становится темнее, а взрослые говорят о правах , о равенстве . Он не знает, и никто не знает, что в следующем десятилетии этот тихий мир взорвется.

А пока дедушкина ферма остается звездой, вокруг которой обращается его жизнь. Расположенные квадратом здания, беленые, под красными крышами — солома совсем недавно сменилась волнистым красным железом. Забытые сарайчики, полные завлекательной рухляди, обломками ушедших лет. Потаенные уголки, спрятанные гнезда, нежданные запахи, смрад тления и брожения, навоза и сена, скота и людей. Ферма — это город в миниатюре с жителями, начиная от мышек в молочной и кончая голубями в конюшне. На мощеном заднем дворе что-то клюют куры, хитрые кошки, такие сонные днем и буйствующие по ночам, лающие колли, притворяющиеся, будто заняты делом, лошади с безмятежными глазами, не знающие, что время, когда они возили и пахали, прошло, и держат их только из сентиментальности (в которой никто не признается даже себе). На нижних лугах пасутся овцы, вонючий козел заперт в загоне, некогда бывшем лужайкой, супоросная свинья довольно похрюкивает среди дубов и желудей у подножья холма, и полдюжина котят, которых еще ни у кого не достало духа утопить.

Но это еще не все. У реки, в излучине которой лежит ферма, живут десятки водяных крыс и полевок. Ночью по полям крадутся лисицы, тревожа кур, а в лесах у подножья холмов есть барсучьи норы. Там, где над рекой склоняется ольха, по меньшей мере один зимородок пикирует на пескарей и колюшек, а кроншнепы с криками пролетают над холмами, точно стрелы, в самое сердце гор на западе. Мир — хлопотливое место, цветущее, полное деятельности, и все-таки тихое. Лошади попадаются на дорогах не так уж редко, а автомобили все еще средство для достижения цели. Сами дороги очень плохие, в ухабах и рытвинах, зимой в водяных промоинах, летом засыпаны пылью. До ближайшей деревни по дороге две мили — маленькой деревни с трактиром и тремя церквями. До рыночного города одиннадцать миль и ездят туда раз в неделю.

Между тупыми вершинами гор Сперрин, куда всегда опускается солнце, и каменистым, заросшим дроком плато Антрим на двадцать миль раскинулась широкая речная долина Банн, пролегая в двух графствах. Она темнеет лесами, покрыта мозаикой ячменных и картофельных полей, кормовой капусты и турнепса, сочных пастбищ и лугов с неизбежными живыми изгородями. Всюду разбросаны деревушки, островки в зеленом покрове мира. Городов, достойных такого названия, тут нет, а до появления кварталов и кварталов многоэтажных домов остается еще двадцать лет. Это последние просторы, где можно дышать, последний взгляд на леса, которые скоро будут вырублены, на поросшие осокой заливные луга, на луга, пестреющие цветами, которые тысячи лет вырастали из семян предыдущего года и знавали ноги друидов.

Но все это лежит вне пределов его знаний. Деревни, рыночный городок — для него они находятся далеко-далеко, а еще дальше, он слышал, есть Америка, страна изгнанников. Ферма, река, поля, луга и лес возле дома — вот его царство.



2



Даже тогда бабушка Майкла казалась старой — старше дедушки, которого ей предстояло пережить. Крупная женщина с большими руками и копной совсем белых волос, вырывавшихся из всех заколок и повязок, которыми она пыталась их обуздать. Она была склонна к полноте и говорила, что у нее «кость широкая», и при этих словах обводила всех суровым взглядом, будто высматривая, не посмеет ли кто-нибудь ей возразить. Глаза у нее были ярко-синие, а белки с наступлением старости все больше отливали желтизной, но она держала собственных кур, доила собственную козу и с гордой сноровкой штопала бесчисленные носки.