Иное небо   ::   Лазарчук Андрей

Хотите, я вам стихи почитаю?

- Секунду, - сказал я. - Пойду шепну пару слов проводнику.

Коридор был пуст: законопослушные граждане обеих стран близко к сердцу приняли просьбу не выходить из купе без крайней на то необходимости. Проводник, подперев щеку, грустно смотрел в окно. Дождь не кончался.

- Что желает герр инженер? - вскочил он мне навстречу. Забавно: по нашу сторону границы он спрашивал: "Чего изволите?", а по эту, хоть и говорил по-русски, фразу строил на немецкий манер.

- Две чашки очень хорошего чая и бутерброды с семгой.

- Пирожные?..

- И пирожные, да.

- Пять минут.

На обратном пути я вдруг сообразил, что именно привлекало за окном внимание моего собеседника-полицая и что я видел сам, но за размышлениями о качествах и статях агента Р-147 просто не пропустил в сознание. На мокром асфальте перрона проступили нанесенные трафаретным способом силуэтные портреты "самарской четверки": Сталина, Молотова, Ворошилова и Берии; силуэты наезжали один на другой, и получалась гордая шеренга - так когда-то изображали казненных декабристов, а потом Маркса_-_Энгельса_Ленина - Сталина. "...ет единная ро..." - видны были буквы. У патриотов почему-то всегда нелады с родным языком. Это подметил еще Ларошфуко, только выразился как-то закомелисто. Или это был Паскаль? Блез. Паскаль Блез и Блез Паскаль - это два разных человека. Или Вольтер. Лишивший невинности Жанну д'Арк. Мне вдруг стало тоскливо: последний раз по-настоящему, для души я читал лет пять назад. С тех пор - только для ума. Для дела. Даже в отпуске - для ума. Даже в Гвоздево, в зоне психологической разгрузки, где можно все - даже там я не читал ничего постороннего, хотя именно об этом, о постороннем, я мечтал на акциях, особенно если приходилось лежать в ледяной грязи или проходить по сто километров в день - мечтал выйти утром на веранду или на плоскую крышу, сесть в плетеное кресло, взять в руки книгу - не какую-то конкретную, а просто очень хорошую книгу - и читать медленно, с наслаждением, потягивая чай из тонкой, нежной, как розовый лепесток, чашки, и тихая японочка или кореяночка, неслышно подходя, будет наполнять эту чашку... никогда этого не получалось, хотя и японочки, и кореяночки были, но вместо чая пили коньяк, а до книг так и не доходило совсем.

Пока я отсутствовал, Р-147 времени не теряла: на столе уже красовалась осургученная бутылка "Саян-туй" и два фиолетовых дорожных бокала из "неуничтожимого стекла". Сама фрау размышляла над открытым клетчатым чемоданом - тем, что поменьше.

- Как вы считаете, - подняла она на меня глаза, - это подходит к?.. она кивнула на бутылку. В руке у нее была коробка орехового печенья "Таежное".

- Абсолютно не подходит, - сказал я. - Более того, и бутылка эта не подходит к ситуации... - я взял бутылку в руки и посмотрел на печать. "Золотая печать", ничего себе! Рублей сто двадцать отдали?

- Сто пятьдесят.

- В магазине Семенова на углу Авиаторов и Денисюка?

- Нет, в Петропавловске на вокзале. Я же еду из Петропавловска.

- А мне показалось, я видел вас раньше... впрочем, не смею настаивать.

- Возможно, кто-то похож?..

- Я спал всю дорогу. Должно быть, вы мне приснились. Так вот, "Золотую печать" следует вскрывать и пить в кругу старых друзей, причем не в чистом виде, а добавляя понемногу в очень хорошую водку. Или - на любителя - в джин. Если закусывать, то фруктами. Манго, авокадо, папайя. В нашей компании "Саян-туй" поэтому называют еще "Да здравствует Африка!"

- Очень остроумно.

- Чрезвычайно. Так что спрячьте это для старых друзей, а я придумаю замену... вот. За знакомство - лучше не придумаешь. Этому коньяку почти пятьдесят лет. "Турксиб" - слышали?

- Это название коньяка?

- Скорее прозвище. Названия у него нет, потому что в продажу он не поступает.