Исповедь Цтража   ::   Некрасова Наталья

Я же не спрашивал прозвания его рода и откуда он. А имя — обычное гондорское имя — вряд ли многое скажет. Неожиданно заговорил он сам.

— Я понимаю, что вы пригласили меня сюда не для дружеской беседы, а чтобы кое о чем у меня узнать. Должен заранее вас предупредить, что есть вопросы, на которые я отвечать не стану. Ни при каких условиях. — Голос его слегка дрогнул.

— Они касаются определенных людей?

— Вы верно поняли.

— Хорошо, — ответил я. Похоже, его это удивило. — Я не собираюсь вас расспрашивать о людях. О ныне живущих людях. У меня есть кое-какие вопросы, касающиеся этой книги — я показал на раскрытый фолиант, лежавший на столе, от которого он просто не мог оторвать глаз. По его лицу я понял, что он очень страдает оттого, что Книга может пропасть или быть уничтоженной. — У меня есть вопросы касательно того, что написано в этой книге. Я не отвечу на ваш невысказанный вопрос — зачем, вы сами понимаете, что здесь вопросы задаю я. Привыкните к мысли, что достаточно долгое время мы с вами — только мы с вами — будем много общаться и рассуждать. Представьте себе, что мы — два философа. Надеюсь, такое времяпровождение вас устроит?

— Долго ли оно будет продолжаться? — Он испытующе глянул на меня.

— Достаточно долго, — сухо ответил я. Мне не хотелось бы давать ему надежду. Этот человек, по-моему, не был достоин обмана. Я за время службы научился более-менее разбираться в людях.

— А потом? — все так же резко спросил он.

— Не мне решать, что будет с вами. Но мое слово все же будет кое-что значить. Так что вам прямая выгода быть откровенным со мной. Прошу понять — я не знаю, по какой причине вы оказались здесь. Это не мое дело. Мое дело — работа с документами. — Он смотрел на меня все более удивленно. — Ко мне попала вот эта книга, и мне доверено ее изучить.

— Зачем?

— Я не задаюсь подобными вопросами, когда получаю приказ. И не стал бы отвечать на ваш вопрос, даже если бы знал ответ. Но я уже успел заглянуть в нее, и, признаюсь, меня одолело чрезвычайное любопытство. И я говорю с вами не только потому, что мне приказали, а еще и просто как обычный человек.

Он смотрел на меня прищурившись — не то из-за солнца, не то пытался разглядеть меня получше.

— Хорошо, — спокойно, даже почти легко после некоторого молчания сказал он. — Пока я буду видеть, что из-за моих ответов никому ничто не грозит, я буду говорить. Собственно, это мое призвание — говорить. — Он вдруг улыбнулся. У него была на редкость хорошая улыбка — добрая, обезоруживающая. Мне даже стало как-то неуютно оттого, что я допрашиваю его. — Так что я, пожалуй, буду с вами разговаривать. Силой заставлять не придется.

— Помилуйте, откуда такие ужасные подозрения? Мы не в Хараде. Разве вас плохо содержат?

— О нет, вполне хорошо.

— Ну, так чего ж вы выдумываете себе всякие ужасы? — Я помолчал, перелистывая страницы. Потом резко спросил: — Ханаттанна айта ?

—  Йи, ганадаринна аме, — удивленно посмотрел на меня он. Говорил он правильно, произношение было как у человека, который знает язык хорошо, но говорит на нем крайне редко. Как я, например.

— Вот и хорошо, — сказал я. — Сейчас вас проводят в вашу камеру. А завтра мы начнем наши почти дружеские беседы.

Завтра началось для него несколько раньше, чем принято у обычных людей. То есть задолго до рассвета. А для меня — для меня день вообще не кончался, так что я даже и не заметил, когда началось это самое завтра. Что поделаешь, служба такая.

Честно говоря, меня уже не задевали намеки насчет того, как мы добываем сведения у взятых под стражу. Странно, как люди любят смаковать кровавые подробности и описания жестокостей и страданий. Какая-то болезненная ненасытность. Господин Линхир говорит, что все это от мирной и спокойной жизни.