Извек   ::   Кондратьев Вадим

Сотник устало вздохнул, направился к дальнему столу, где хмельной Мокша припас кувшин вина и два места на широкой лавке.

Гвалт постепенно затих под раскатистым голосом дородного говоруна:

— …Он же думал, что самый хитрый! Едва дом занялся, и народ прочь двинул, они со старым Вьюном — к дому. Пока Вьюн бородёнкой вертел, Сотник ему мечик сунул, а сам в окно. Влетел и ну шерстить по укромам, авось, где золотишко завалялось. Тут, из-за печи, на него, кто-то ка-ак кинется, и сразу на загривок! Извек думал домовой, да с перепугу на двор подался, а это, оказывается, девчонка хозяйская. Видать решила, что погромщик её пряники стащит.

Сотник с кислой гримасой опустился на лавку, слушая привычные привирания Мокши. Тот, косясь на красные смеющиеся рожи, продолжал:

— Сиганул наш Векша из окна и бежит по двору, как бешеный. Девка-то давно спрыгнула, а он, угоремши, не замечает. До Сурожа бы добежал. Хорошо на пути бочка с вином случилась, об неё лбом и остановился. Разломал, конечно, в мелкую щепу, ну да не жалко! Чай не купленное…

Ухмыляющиеся лица повернулись к Сотнику.

— Брешет? — тихо поинтересовался Ерга.

— Есть маленько. — негромко отозвался Извек.

— Ну-у — обиженно развёл руками Мокша. — Не соврамши истории не рассказать! А так, хоть складно вышло, Ящер задери-прожуй-выплюнь…

Разговор быстро перетёк в другое русло и, через пару кружек, рассыпался на отдельные ручейки. Перемывали кости боярам и челяди. Гадали, что за дело замыслил князь, окружив себя послами-советниками. Обсуждали слухи об анчутке, что давеча до полусмерти напугал хмельных косарей, и коего надо было непременно словить, пока не расплодился с мавками. Однако, едва загорланил вечерний кочет, все засобирались.

Извек вопросительно посмотрел на друзей. Мокша с готовностью поднялся, подёргал за рукав клюющего носом Эрзю.

— Всё, на сей день хватит!. Завтра, с самого ранья, велено быть на дворе. Снова будут про кресты талдычить.

— И жить поучать, — добавил Эрзя угрюмо. — Чтоб исполняли и были готовыми.

Сотник собрался услышать, к чему надо быть готовым, но друзья умолкли до самого дома. Лишь завалившись на лежанку, Эрзя, засыпая, неохотно обронил:

— Впрочем, сам завтра узнаешь, на что Покон менять будем…

Извек приподнялся на медвежьей шкуре, но Эрзя уже размеренно сопел. Через пару мгновений к сопению присоединился вдохновенный храп Мокши.

— Ну вот и поговорили. — вздохнул Извек, опуская голову.

Сон не шёл. Непонятные слова друзей беспокойно копошились в голове, вызывая странное, гадостное чувство.

Остатки ночи прошли в беспокойном забытьи, когда всеми силами стараешься заснуть и только проснувшись, понимаешь, что всё-таки спал. Слышалось беззлобное ворчание Мокши. Великан сидел за столом, подперев рукой взлохмаченную голову. Эрзя достал полдюжины яиц и, под мутным взглядом ворчуна, копошился в поисках соли. Наконец соль отыскалась, и по столу громыхнули пузатые глиняные плошки. Длань Мокши описала над столом задумчивый круг и остановилась на кувшине. Троекратно булькнуло. Эрзя сыпанул на стол горсть сухарей и, осторожно примерившись, пристукнул скорлупу. Отковыряв на вершинке яйца маленькую прорубь, присыпал солью и, закинув в рот сухарик, высосал содержимое. Долго с удовольствием жевал и, лишь проглотив, так же аккуратно взялся за пиво. Пил медленно, косясь то на сонного Извека, то на Мокшу, тянущего уже вторую кружку…

Надрыв соседского петуха в мгновение ока снял всех с места и вынес на двор. К княжьему детинцу почти бежали, застёгивая на ходу перевязи, одёргивая рубахи и отдирая со штанов репей. Заметив толпящихся у ворот ратников, сбавили ход, вроде успели. Вливаясь в толпу, услыхали, как гуднул голос воеводы. На пятнадцатый удар сердца ровные ряды подчеркнули раздолье княжьего двора.