Я вернусь через 1000 лет   ::   Давыдов И

И отлично знает это.

Почему же письмо? За что?

Может, я действительно неудачник и прав Женька Верхов? Я назвал его тогда, зимой, подлецом. Негромко. Никто больше не слыхал. Мы вдвоем говорили. А он отшатнулся и побледнел, и глянул на меня своими темными глазами бездонно и ненавидяще, и напророчил:

- Ты просто неудачник, Сандро! Тебя всегда будут преследовать неудачи! И ты это понимаешь и потому завидуешь!

А я не завидовал - презирал его. Он выдал за свое изобретение то, что удалось найти мне, - эти самые коэмы, коробочки эмоциональной памяти, которые сделали его знаменитым.

Он, правда, не смог довести их до конца.

А я был близок к концу. Но все бросил. Противно стало.

Таня тогда спорила со мной. Вовсю.

Мы бродили по хрустящему снегу парковых аллей, и она допытывалась:

- Почему ты молчишь? Почему громко не скажешь правду? Кончился бы этот кошмар!

- Не вижу кошмара.

- Но ведь тебя обокрали!

- Идея - не собственность. Кстати, это и не моя идея. Ты же сама подкинула мне книжку того фантаста. Двухсотлетней давности. Это его идея.

- Но ведь Женька знал, что ты работаешь... Он поступил нечестно, подло! И я, как дура, все ему разболтала!

- Это дело его совести. И, пожалуйста, не называй себя дурой.

- Шур! А если я скажу всем то, что не хочешь говорить ты?

- Это будет уже совсем смешно!

- Обидно, Шур!

Она упорно зовет меня Шуром. Только одна она. Ребята зовут меня Сандро. Учителя - Сашей. Дома меня зовут Аликом. Но все это Тане не нравится. "Ты для меня не такой, как все, - сказала она еще в седьмом классе. - И звать я тебя буду не как все".

- Конечно, обидно, Танюш! - согласился я. - Но это не проблема жизни. Сделаю что-нибудь другое.

- Да ты просто доведи до конца коэмы! Ему ведь не под силу сделать обратную связь - от коробочки в мозг. А ты сделаешь - и все станет ясно.

- Вот этого не буду! Скажут, что я продолжил дело Верхова. Развил его открытие. Не хочу быть продолжателем дела Верхова.

- Для кого эти коробочки, Шур? Для него? Или, может, для одного тебя?

- Не надо демагогии, Танюш! Я все понимаю. Если это станет необходимо человечеству - оно все равно сделает. А я - не буду!

- Ты не решай сейчас! Потом решишь! Я заметила, ты с годами умнеешь.

Я расхохотался и сгреб Танюшку в охапку, и закружил по аллее. Сквозь голые, темные ветки деревьев на нас сыпалась твердая, холодная снежная крупка. Через несколько минут и она завертелась, закрутилась, начала бить по лицам.

- Опять метель! - сказала Таня. - Скорей бы весна!

А я почему-то вспомнил о далекой планете Рита, которую открыли астронавты "Урала". Там нет ни зимы, ни весны, ни осени. Всегда ровный климат - из года в год, из века в век. Скучно это, наверно! На Земле всегда чего-то ждешь. Зимой - тепла. Летом - прохлады. Осенью - снега. Без ожидания - какая жизнь? А чего ждать на Рите?

Таня вдруг остановилась, обняла меня за шею и прошептала в ухо, прижимаясь горячей щекой к моей щеке:

- Я очень верю в тебя, Шур! Ты очень нужен мне! Я не могу без тебя! Люблю тебя очень-преочень!

...А теперь вот я читаю неумолимо короткое Танино письмо и внешне все еще не верю ему. Оно кажется невероятным, неправдоподобным! Но где-то далеко, в глубине души, я ему уже поверил. И именно там, в этой непонятной глубине, нарастает душная, темная тяжесть, и все поднимается и поднимается, и вот уже весь я будто свинцовый и полузадушенный ею.

"Дорогой Шур! Я, наверное, никогда не решилась бы тебе сказать это, а сказать все равно надо. И вот приходится писать. Как в старинных романах.

В самые последние дни я вдруг поняла, что мы не сможем быть вместе. Ты в этом не виноват, не мучайся. Виновата я.

Это получилось неожиданно, как стихия. Но, в общем, оказывается, я люблю не тебя, а Олега.

Подробности здесь ни к чему. Они ничего не меняют.