Язва   ::   Хеннеберг Натали

Над холмом, над озером переливалась, гасла и вновь появлялась радуга. Длинные, ничем не заполненные дни проходили чередой, Хелл с Виллис жили, словно в полусне, не покидая друг друга ни на минуту. После долгого полета в космосе акклиматизация шла медленно. Даже Квик временами отключался и спал на полу, как верный пес.

Хелл говорил очень мало. С его лица не сходило выражение какой-то растерянности, она таилась и в зеленых прищуренных глазах. Он не мог и не осмелился рассказывать Виллис о том, что видел и пережил на сумасшедшем корабле, обо всем этом жестоком бреде. Ему было примерно 30 лет, он относился ко «второму поколению». У Жаполки, должно быть, были свои причины, если она не отправила этого слишком красивого парня на консервацию.

Однажды Хелл выкурил больше, чем обычно, «киита», геранского опиума, и забылся тяжелым сном на циновках. Квик и Виллис сидели на террасе и смотрели, как сильный дождь поливал поля местных тайнобрачных растений. Вода стекала по огромным стеблям и кронам, похожим на зонтики, покрытые оранжевым и коричневым бархатом. Склон холма был целиком покрыт толстым слоем гриба, размножающегося делением, а озеро заросло сплошным ковром водорослей, и сочно-зеленая вода казалась тяжелой от переполнявшей ее жизни.

В какой-то момент очередная радуга пробила облака и повисла над водой. И каждая капелька воды, каждый гриб заблестели, словно бриллианты. Весь пейзаж запестрел и заиграл всеми красками.

— Госпожа, — сказал Квик, — кругом так красиво!

Квик был очень сложным роботом, вероятно, экспериментальным, и внешность его не соответствовала «начинке». У него был даже блок «эстетика» и блок «жалость». Но, к сожалению, он часто выходил из строя.

— Очень красиво, — продолжал он. — Это похоже на Землю… Я хочу сказать, на Соль III. Вы любите Землю, госпожа?

— Не знаю, — ответила Виллис. — Я никогда не видела ее. А ты?

— О, очень недолго. Как раз перед упаковкой. Я помню ясное небо, солнце… Так было хорошо.

Он умолк, захлестнутый волной воспоминаний, слишком сложных для его лексического запаса.

— Мне казалось, что человеческие существа, чьи глаза с самого рождения отражают такое великолепие, должны быть чисты душой и счастливы. Но они не такие, госпожа.

— А… какие они?

— Я ни разу не видел их в состоянии полного оживления, — объяснил робот сдержанно. — Я хочу сказать, в нормальном состоянии. Казалось, их цепи бездействуют. Но были и другие — те, которые командовали (Квик понизил голос) — и они были хуже, чем мы. Их программы были… неправильно составлены. Я не имею в виду господина, вы понимаете?

— Понимаю.

— Среди них были такие, у которых, казалось, неисправен блок контроля. Они делали то, что противно законам роботов, и сами страдали от этого… очень страдали. Но, в конце концов, они начинали сходить с ума, многие открывали люк и выбрасывались в пустоту.

— Ну, а сама Жаполка? — спросила Виллис.

В роботе что-то слегка звякнуло. Таким образом он выражал ужас и отвращение.

— Нет, — сформулировал он свои мысли. — Эта была самой страшной. Зло доставляло ей удовольствие. Она как будто была… переполнена чернотой. Мне даже казалось сначала, что ей было необходимо питаться молодыми жизнями, что это было ее горючим… но это было нечто другое. Баки были для нее развлечением. Госпожа, у меня не хватает слов, чтобы выразить это.

— Да, Квик.

— Я всего лишь машина, — сказал он смиренно.

В соседней комнате Хелл застонал во сне, и Виллис показалось, что она услышала свое имя. Она бросилась к спящему. Но он был в беспамятстве, в той бездне, которую открыл ему «киит», и он жаловался на одиночество, ужасное одиночество, жаловался, что на него давит невыносимый груз…

— Совсем один, — говорил он.