Эмма и сфинкс   ::   Дяченко Марина

А она смотрит на меня - сейчас - и видит десятилетнего ребенка, который ушел в лес - и вот наконец вернулся.

А что случилось со мной в лесу? Это вне моей жизни. Этого я не проживаю. Оно осталось в том, старом времени. Итак, в эту секунду я сижу с тобой у водопада - и умираю. Потому что последняя точка на моем отрезке момент моей смерти, и он тоже - часть меня, полноправная часть моего замечательного мгновения. Умираю я, в общем-то, легко. А кроме того, я привык.

Эмма! В мою секунду я пишу одновременно все фрагменты каждой буквы этого моего письма. Впрочем, как все фрагменты всех букв, когда-либо мной написанных. Моя жизнь моментальна. Эмма, моя жизнь наполнена смыслом. Извини, но я вижу тебя не такой, какой ты привыкла видеть себя в зеркале. Ты для меня - сумма всех твоих лиц, слов и поступков, которым я стал свидетелем и о которых ты мне рассказывала. Сумма взглядов, которые мне от тебя достались...

Когда видишь человека всего сразу... Ты понимаешь, о чем я?

Эмма, я хотел бы, чтобы тебя в моей жизни было больше, объемнее... изменить что-то, но я не успеваю. Это все равно что нестись как свет сквозь пространство - и одновременно зависнуть в полной неподвижности, замереть... Такая коротенькая вечность. Наверное, я единственный человек на земле (если я, конечно, все еще человек), который по-настоящему понимает.

Муравей ползет по равнине - он может эту равнину худо-бедно описать... Но я - сумма муравьев, заполонивших каждую песчинку, значит, я в какой-то степени и есть равнина, по которой ползают муравьи. Понимаешь?

Знаю ли я будущее... Я не знаю. Оно часть меня - в ту самую минуту, когда ты задаешь вопрос. Я возвращаюсь домой - мне десять лет, я промочил ноги... Я умираю. Я стою с тобой на вершине горы. И объясняю по телефону, как решать задачу про поезд. Эта бумага, это письмо - из того дня, когда мы с тобой пили чай на кухне. Хотя писать его я начал раньше. Я его, наверное, всю жизнь пишу. Для этого письма ты ушла полчаса назад. Для меня - ты не уходила. Мы с тобой смотрим на бегущую воду, на елки, на снег. Сейчас я пишу "Прощай" и одновременно сижу напротив за столом у Ирины, слушаю, как ты рассказываешь байку о том, как расстреливают на сцене Овода. Даже самые печальные вещи бывают смешными до слез.

Вот и все.

Прощай".