Каменный великан   ::   Блэйлок Джеймс

Оно завопило дурным голосом прямо ему в ухо, пронзительно заверещало на своем тарабарском наречии. Крохотные ручки гоблина обхватили Эскаргота за шею, лихорадочно шарили у него по груди, дергали за ремешок, на котором висел кожаный мешочек. Гнусные дьяволята хотели ограбить его! Им нужны были вовсе не кальмары. Он перекатился на спину, подмяв под себя визжащее, верещащее существо и почти высвободившись из цепкой хватки противника. Маленький человечек высунулся у него из-за плеча, скаля острые зубы, бешено вращая глазами, похожими на крутящиеся цевочные колеса. Эскаргот крепко взял его за горло и рывком выдернул из-под себя. Другой рукой он схватил гоблина за ногу, поднял высоко над головой и с размаху швырнул в реку.

Кожаный мешочек остался в целости и сохранности. Но вот корзина для рыбы пришла в полную негодность. Высокая и узкая, плетенная из ивовых прутьев, она расплющилась почти в лепешку, и из трещины в дне торчала голова кальмара со страдальчески заведенными глазами. Эскаргот откинул крышку корзины, вытащил оттуда нескольких оставшихся полураздавленных кальмаров и уже на бегу побросал на землю, когда к нему устремилась первая группа гоблинов, о чьем приближении предупреждали горящие головы, светившиеся во мгле подобно маякам. Эскаргот мчался во весь дух, бросив корзину и удочку в траве на берегу. Через пять минут он выбежал из леса и оставил гоблинов позади. С наступлением утра туман начал рассеиваться, и со стороны городка потянуло запахом дыма.

Церковные колокола пробили шесть, когда он дотащился до своего дома, рассчитывая бесшумно проскользнуть в заднюю дверь и, если посчастливится, сфальсифицировать кражу со взломом съеденного им самим пирога. Задняя дверь оказалась запертой на висячий замок. На передней двери Эскаргот обнаружил записку с предложением убраться прочь и никогда не возвращаться. Ломиться в дом и рвать глотку не имело смысла, ибо жена отправилась к Стоуверу, сведущему и в нравственности, и в законах.

В течение следующей недели Эскаргот днем спал на заброшенной Вдовьей мельнице, а по ночам рыбачил или слонялся по осенним улицам, ведя воображаемые разговоры с женой и постепенно укрепляясь в подозрении, что она никогда не предоставит ему возможности провести хоть один из подобных разговоров в действительности. Все попытки воззвать к ней через закрытые окна оставались безуспешными. Жена отсутствовала дома чаще, чем присутствовала.

Не раз в глухой час ночи, когда туманная мгла окутывала дубы и заросли болиголова, спускавшиеся с предгорий и тянувшиеся по обочинам дороги, а Эскаргот брел куда глаза глядят, засунув руки в карманы, он вдруг слышал постукивание посоха в отдалении – словно кто-то шел навстречу, нащупывая путь в тумане. Казалось, звуки прилетали с дуновением прохладного ветерка. Они всегда замирали вдали, как если бы путник – странное дело! – удалялся от Эскаргота. Никто никогда не проходил мимо него; стук посоха просто вдруг доносился из тумана, а потом постепенно стихал.

Эскаргот говорил себе, что это какой-то ночной дятел долбит дыры в коре деревьев, чтобы спрятать там желуди, но сам себе не слишком верил. Он также не раз слышал тихое хихиканье где-то в тумане. Казалось, кто-то смеялся над ним – крайне неприятное предположение, заставлявшее Эскаргота зорко следить, нет ли поблизости гоблинов, хотя едва ли маленькие человечки решились бы выйти из леса. Однако сохранять бдительность в любом случае не мешало; он уже убедился, что по ночам гоблины поднимаются по долине реки Ориэль гораздо выше, чем хотелось верить большинству жителей городка.

Эскаргота неотступно преследовали мысли о доме, хотя никогда прежде он не придавал значения таким вещам.