Карл Ругер. Боец   ::   Мах Макс

Вновь запели трубы, причем не только видимые Карлу, но и другие, скрытые за полотняными стенами, и в воротах показались одетый во все черное Людо и его жена, не молодая, но все еще красивая женщина в платье из золотой парчи, нестерпимо сверкавшем в ярких лучах солнца множеством украшавших его мелких бриллиантов и рубинов.

– Ее Светлое Высочество, принцесса Дебора Вольх, лада Гароссы и великая госпожа Таины и Квета!

Карл не удивился, увидев горделивую, «холодную» Дебору, появившуюся в «зале» в сопровождении оставшегося не поименованным флорианского военачальника, но вдруг ощутил, как сердце в его груди пропустило такт, и в то же мгновение завершилась наконец трудная работа его художественного чувства, и он понял, где совершил ошибку и почему картина настоящего и будущего, созданная его воображением, неверна. В сущности, намек содержался уже в слове «новый», мелькнувшем у него, как будто случайно, тогда, когда он думал о дорогах своей жизни, и нельзя сказать, чтобы Карл этого не ощутил. Просто тогда он был слишком занят своими умственными построениями, своей графической риторикой, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как несоответствие формы и содержания. Однако интуиция обнаружила противоречие, и вот построенная уже композиция развалилась, как карточный домик. О нет, рисунок был неплох, он был почти идеален, но только почти.

В мгновенном озарении, совпавшем – и, верно, не случайно – с появлением Деборы, перед Карлом возник совершенно иной образ. Он увидел теперь, что не бывает новых дорог. Каждая новая дорога – и ведь он уже думал об этом прежде! – есть всего лишь продолжение всех тех дорог, по которым ты уже прошел. На самом деле это и не разные дороги вовсе, а один и тот же путь из прошлого в будущее, которым Карл шел всю свою жизнь. Все оказалось настолько просто, что впору было удивиться собственной наивности, но вот это стало бы уже совершенно лишним. Надо просто принять, что композиция, которую создало его воображение, была красива, но неверна.

Разве на самом деле вставала за его спиной Тьма? Разве бежал он сейчас, увлекая за собой близких ему людей, от готовой настигнуть их опасности? Кто бы ни были его враги, это скорее им следовало опасаться внимательного взгляда Карла, чем ему – их ищущих глаз. И разве его путь был устремлен именно навстречу нойонам, чем бы ни являлась их угроза для Флоры и всей ойкумены? Вероятно, нет. Большая война или маленькая, в любом случае это всего лишь война, эпизод на дороге длиною в жизнь. Конечно, Карл был готов – раз уж возникла такая необходимость – свернуть со своего пути, чтобы отразить эту угрозу, но полагать войну с нойонами целью своей жизни он не мог и не желал. Однако, если это так, тогда все в его жизни обстояло и проще и сложнее.

Когда-то, еще совсем недавно, Карл полагал, что его судьба – дорога. Возможно, думая так, он был близок к истине, но теперь он увидел и кое-что еще. Складывалось впечатление, что всю его жизнь кто-то – или что-то – вел Карла по бесконечным дорогам ойкумены к какой-то неведомой ему самому цели. Естественно, Карл не знал пока, что это за цель, но ее присутствие, как и существование некой разумной силы, направлявшей его куда-то и зачем-то, теперь стало для него очевидным.

– Его Светлость, князь Лайташ…

Миссия, подумал Карл, одновременно продолжая следить глазами за торжественно, под пение труб, появлявшимися в тронном «зале» аристократами Флоры. Предназначение?

Возможно.

Однако, если непредвзято взглянуть на пройденный путь, получалось, что Карл все время, вольно или невольно, разрушал рисунок, созданный чужой рукой. То, что раньше он этого не осознавал, ровным счетом ничего не значило – он это делал.

– Их Светлости, бан и банесса Трир…

Я шел в…

В сущности, было совершенно неважно, куда он тогда шел, куда намеревался идти. Куда бы Карл ни направлялся в тот день, он пришел в Сдом, и это случилось именно тогда, когда в городе должен был начаться этот их странный Фестиваль.