Казак в океане   ::   Волошин Юрий

— Так мы и за две недели не дойдем, — ни к кому не обращаясь, говорил Лука, когда они сидели у костра, грызли корешки и листья, улиток, которых Лука и в рот-то смог взять лишь после долгих уговоров Катуари. Она и Жан ели еще и толстых гусениц, а ящерицы, иногда попадавшиеся Жану, были верхом наслаждения и доставались только Луке.

— Мы проходим за день не больше шести миль, — еще раз заметил Лука вечером. — А до усадьбы не менее двадцати. Сколько это нам надо шагать?

— Но ведь немного мы уже прошли, Люк, — отвечала бодро Ката. — Обязательно пройдем и то, что осталось. Главное — не спешить. Так будет надежнее.

— Так это сегодня мы столько прошли, — не сдавался Лука. — Потому что отдохнувшие, да и с едой повезло. Завтра хорошо если четыре мили одолеем.

— Не расстраивай себя, Люк. Всё самое страшное уже позади. Смотри, я хорошо себя чувствую. И ты с каждым днем поправляешься.

— Да, но мы уже идем почти неделю!

— Ну и что из этого? Еще немного, и мы будем в усадьбе.

Лука вздохнул, продолжать разговор не хотелось. Только спать, чтобы избавиться от этой проклятой изнуряющей его головной боли. Уже и рана почти зажила, а голова всё продолжает болеть. Не так, как раньше, но сильно. Особенно от усталости.

Еще три дня трудной дороги, и они вышли в предгорье. Тут тропа была почище, уклон не такой извилистый и крутой, и настроение у всех улучшилось.

Наконец вышли к месту, где Лука и Жан отпустили лошадей.

— Вот теперь я верю, что мы дошли! — радостно воскликнул Лука. — Еще день — и мы дома! Скорее бы!

С каждой милей идти становилось всё легче, хотя это не ощущалось из-за сильнейшей усталости и голода.

Они не дошли всего две мили и повалились уже в коротких сумерках на землю, проклиная всё на свете.

Ночь прошла в возбуждении. Все часто просыпались то от холода, то от укусов москитов, то от смутного ощущения опасности.

Последние мили прошли с огромным желанием перейти на бег. Сил на это у них не было, лишь мечта побыстрее оказаться дома.

Негры, заметив их, бросили работу на плантации. Прибежали, помогли, дали немного еды и отвели в усадьбу.

— Господи! — воскликнул дед Макей, увидев Луку. — На тебе лица нет, сынок! И где ж ты столько времени пропадал? Мы давно похоронили тебя! Ну здравствуй, бродяга ты этакий!

Макей нежно обнял Луку, облобызал, слезы выступили у него на глазах. После недолгих расспросов их накормили и уложили спать в самом прохладном месте дома.

Назар, вернувшись с верфи, узнал о возвращении Луки и бросился к нему.

— Погоди, Назар! — остановил того дед Макей. — Пусть поспит. Намаялся он за эти дни, ранен был в голову. И сейчас еще не очухался. Малец спас его. И эту, его индианку. Никак не могу запомнить ее мудреного имени.

— Катуари с ним пришла? — Назар остолбенел от этого известия, хотя прекрасно знал, что же заставило его друга мчаться в горы, в самое пекло.

— Заявилась! На сносях девка, должен тебе сказать, — лукаво промолвил дед Макей и весело захихикал. — Видать, скоро тут ребенком запахнет. А крику от него сколько! Но дети — это дело доброе, как же без них-то, — серьезно заметил Макей.

— Ты так говоришь, словно уверен в отцовстве Луки, — с тоской в голосе ответил Назар.

— А как же? Это все знали, что Лука таскается с этой бабой. Один ты не замечал или не хотел отчего-то замечать.

— Да-а! — протянул Назар в растерянности. — Ну и дела! Он же женат!

— Э, парень! Дело молодое, и не нам судить их проделки. Пути Господни неисповедимы. И всё, что ни делает Бог — всё к лучшему!

— Не примешивай всякое непотребство Богу, Макей! Не богохульствуй!

— Сам-то ты как поглядывал на эту бабенку? Сердишься, что не получилось? А и верно! Не про тебя эта бабенка. Староват ты для нее.