Клуб Эсперо   ::   Юзефович Леонид Абрамович

А эти злополучные воспоминания вымучивал целую неделю - маялся, уныло тыкал одним пальцем в клавиши машинки; потом порвал написанное и отправился на Казанский вокзал.

И сразу понял, что не напрасно, не напрасно поехал, когда вышел из такси возле Стефановского училища. Вокруг выросли двенадцатиэтажные дома, но здание училища осталось прежним - тот же розово-красный неоштукатуренный кирпич, зубчатые бордюры под крышей, железные карнизы, встроенный в правое крыло восьмигранный шатер часовни Стефана Великопермского.

- Пойдемте, покажу вам наш музей, - сказала Майя Антоновна.

На первом этаже, в вестибюле, она открыла боковую дверь, пропустила Семченко в комнату, сумрачную от плотных штор, сказав, что раньше здесь была швейцарская, но он уже и так вспомнил это полукруглое окно, низкий сводчатый потолок: в двадцатом году здесь размещалось правление клуба "Эсперо", хранились архив и библиотека.

Ему приходилось бывать в школьных музеях, и здесь все было то же самое: планшеты на стенах, за стеклом витрины немецкая каска, ствол СВТ, россыпь проржавевших патронов. Лист ватмана под ними пожелтел, скоробился, и Семченко, как это часто бывало с ним в последние годы, вспомнил окопы сорок первого, нестойкий слитный запах пороховой гари, талого снега и раскаленной латуни, который иногда мерещился теперь в начале почечного приступа.

На видном месте висел большой портрет Чкалова - писан маслом, но узнать все-таки можно. Под ним, на тумбочке, старинный самовар без крышки.

- Наша школа носит имя Чкалова, - объяснила Майя Антоновна. - Мы собираем воспоминания о нем, встречаемся с людьми, лично знавшими Валерия Павловича.

Семченко кивнул на самовар:

- Его собственный?

- К сожалению, нет. Это подарок человека, который видел Чкалова.

- Да-а! - Семченко нахально пристукнул палкой по самовару. - Он бы вам еще подштанники свои подарил. Тоже реликвия!

Когда покупал эту палку в аптеке, на ней был резиновый наконечник, но Семченко его снял. Ему нравился суровый стук дерева по асфальту.

- Вот этот человек в молодости. - Как бы не слыша, Майя Антоновна показала фотографию на одном из планшетов. - Он всегда охотно откликался на наши просьбы, приходил в школу, рассказывал ребятам о Чкалове.

- И все-то, наверное, врал... Он что, летчик был?

Лицо на фотографии, обрамленное летным шлемом, казалось почему-то знакомым - длинное, с длинным острым подбородком, чуть асимметричное от неумело наложенной ретуши.

- Нет, просто служил в аэродромной охране.

- А для чего шлем напялил?

Но Майя Антоновна обладала замечательной способностью не слышать то, что ей не нравилось.

- После демобилизации он вернулся в родной город, - сообщила она. До самой смерти работал директором гостиницы "Спутник". И знаете, как его там все уважали? Скажешь, что к Ходыреву, прямо в лице меняются: пожалуйста, пожалуйста... У него в городе был очень большой авторитет. А вы случайно в двадцатых годах с ним не встречались?

- Было дело, - сказал Семченко и еще раз ударил палкой по ходыревскому самовару, уже посильнее.

Самовар подпрыгнул на тумбочке, басовитый звон вырвался из его медного чрева.

Это было в тот день, когда Вадим Кабаков привел в редакцию Глобуса. В три часа дня, отдав Наденьке перепечатать статью "Как бороться с безнавозьем", написанную одним из уездных агрономов, Семченко отправился на заседание народного суда - уже давно следовало принципиально осветить его деятельность, растолковать что к чему, а то всякие опасные слухи ходили по городу.

Суд заседал в бывшем ресторане Яроцкого, чье одноэтажное, похожее на барак здание стояло у речного взвоза, рядом с клубом водников "Отдых бурлака".