Кентурион   ::   Большаков Валерий

Но очень скоро жизнь помогла людским глазам отделить воду от выси – темная гладь моря внезапно осветилась сверкающими брызгами, словно пошел восходящий огненный дождь. Полчища светящихся комочков – детенышей кальмаров – выскакивали из волн и с шелестом падали обратно.

– Здорово! – донесся голос Эдика. Голос шел откуда-то с бака корабля. – Гляди, Гефестай, как искры! Ох…

«Ох» относился к оглушительному всплеску прямо по курсу. Пару вдохов спустя огромная фосфоресцирующая масса слева по борту поднялась над водой пугающим квадратом и рухнула обратно. И снова плещущий удар разнесся по морю.

– Это манта играет, – объяснил Искандер, вглядываясь в темноту. – Любит она по ночам прыгать…

– Ух, и здоровый! – завопил Эдик у него за спиной. – Видал?!

– Видал, – прогудел Гефестай. – Хоть крышу им накрывай…

Сергий заулыбался: помирились! Слава богам!

– Александрия! – сказал Искандер, и в голосе его тоже звучало облегчение.

Лобанов не стал спрашивать, где та Александрия – яркий огонечек отточился на горизонте. Это горел знаменитый Фаросский маяк.

– Пошли спать, – зевнул Искандер, – нам еще часов пять плыть…

Устроившись на скатке паруса, друзья совершили срочное погружение в крепкий, здоровый сон. Разбудил их голос Эдика, старательно выпевавшего:

– Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!.. Эй! Хватит валяться! А то мой возмущенный разум уже кипит!

– Сними голову с печки… – протянул Искандер, зевая.

Сергий протер глаза и сел. Свежий утренний воздух бодрил.

– Полей мне, – попросил Лобанов Чанбу.

– Слушаюсь, босс! – бодро ответил тот, и щедро плеснул воды из кувшина.

Сергей омыл лицо, утерся и почувствовал себя готовым принять ха-ароший завтрак.

Корабль, между тем, подходил к пункту назначения. В глаза так и лезла «визитка» Александрии – ее маяк, чудо света. Чудо было громадно – с просторной площадки вздымался вверх исполинский квадратный блок с облицованными мрамором стенками, заваленными внутрь. Дальше в небо его продолжала восьмигранная башня, поддерживавшая третью ступень – сам маяк, круглый, с хитроумными зеркалами на верхушке, отбрасывавшими свет за сорок миль. Утренняя заря выкрасила этот античный небоскреб в розовые тона, зажигая желтые блики на золоте и стеклах, сохраняя сгустки тьмы в провалах окон.

– Невероятно… – пробормотал Искандер. – Отец мне рассказывал про Александрийский маяк, но я ему мало верил. Думал, привирает, а он правду говорил…

– Жрать подано! – объявил Эдик, порывая романтичный флер, и раздал по пайке всем восьмерым – по хвосту жареной рыбы на лепешке в одни руки. – Кофе холодный, – добавил он, – называется «сок персиковый, разбавленный»!

Набив рот жареной лихией, Сергий вернулся к борту. Берег приближался, стал виден вход в бухту – между краем острова Фарос и крутым береговым мысом. Ближе к мысу из воды торчали скалы, клокотавшие буруны плевались на камни пеной.

Трирема прошла поближе к маяку и вплыла в гавань Эвност. Открылся город – ряды кораблей у причалов, крыши складов, нагромождения пышной зелени, белые дома по пологому склону, крытые красной, желтой, бурой черепицей, портики храмов. Удобнейшую бухту, прикрытую с моря островом, разделяла надвое дамба Гептастадион, разорванная у берегов. Там, над широкими проходами для кораблей, поднимались арки мостов на высоченных пилонах. «Тетис» проследовала под южным мостом, и вошла в Большой порт. Оставив по правому борту Посейдоний, храм эллинского бога моря, выстроенный у главной пристани, обогнув островок Антиродос, трирема вошла в Царскую гавань у основания мыса Лохиада. Ближе к причалу белел колоннами храм Изиды Лохийской, а подальности раскинулась Регия – колоссальный дворец Птолемеев, уступами спускавшийся к морю.