Клуб ангелов   ::   Вериссимо Луис Фернандо

Этого не было среди замороженных продуктов, которыми она набивала мой холодильник на неделю. Поджарка? Фарофа? Банан?

— Я еду к тебе, Зи. У тебя странный голос.

— Нет! В такую грозу? Сиди дома.

— Какую грозу?

Я посмотрел в окно. Грозы не было.

— Я в порядке. Уже ложусь спать. Завтра поговорим.

— Ты слышал про Жизелу?

— Нет. Что случилось?

— Она умерла.

— Что?! Как?

— Говорят, сердце.

— Сердце? В восемнадцать лет?

— Вот именно.

Лусидио вызвался рассказать врачу о том, что произошло. Я был не в состоянии говорить.

— Мы ели, и вдруг Самуэл прижал руку к груди. Не успели сообразить, что произошло, как он оказался на полу. Мы пытались его реанимировать, но безуспешно. Нет, мы не знаем его семьи. Он жил один. Кого нужно предупредить о его смерти? Понятия не имеем. Кто возьмет на себя оплату похорон?

Лусидио посмотрел на меня вопросительно. Я кивнул. И стал думать, что можно продать, чтобы достать денег.

На похоронах Самуэла в октябре присутствовали только мы с сеньором Спектором. Ливия не пошла. Она не разговаривает со мной с тех пор, как узнала о смерти Самуэла у меня дома. Не помогли мои клятвы в том, что это действительно сердечный приступ и не имеет отношения к ужинам, к «Клубу поджарки», к безумию.

Сеньор Спектор подошел и спросил тактично:

— Рак?

Я ответил:

— Сердце.

Он покачал головой и сказал такое, чего я сначала не понял:

— Спорю, что он не пожалел.

Я договорился с сеньором Спектором, что через два дня он посетит меня. Он понимал, что сейчас неподходящий момент, совсем неподходящий.

Похоронив Самуэла, я остановил такси и попросил отвезти меня в наш старый район. Я не был там много лет. Где раньше находился бар «Албери», теперь прокат видео. Я стоял на тротуаре, глядя на новое здание и пытаясь вспомнить, каким было старое. И не смог. Я сел в такси и вернулся домой. Если меня пощадили, чтобы помнить, пока я проделывал работу очень плохо. Поэтому я начал писать.

Сеньор Спектор начал с того, что он слышал о нашей «организации» от приятеля, и то, что мы делаем, очень интересно, потому что сходится с его идеей, вернее, не только его, но группы людей, которых он представляет. Понимаете? Группы…

— А что мы делаем?

— Ну… Не знаю, как назвать… Сострадательные казни?

— Сострадательные казни? — эхом отозвался я.

— Милосердные смерти?

— Милосердные смерти? — как попугай повторил я.

— Конечные удовольствия?

— Конечные удовольствия? — Я недоумевал все сильнее.

— Как бы вы это назвали, сеньор Даниэл?

— Как бы я назвал что?

— То, что вы делаете, убивая людей избытком того, что они больше всего любят?

Он истолковал мое молчание как опасение и поспешил заверить, что я могу доверять ему. Все, о чем мы договоримся, будет совершенно конфиденциально.

— Да. Гм-м. Конечно. Этот ваш приятель… Могу я узнать, что он сказал?

— На самом деле он больше чем приятель, он мой кузен. Врач. Он лечил пациента в последней стадии рака, который решил прибегнуть, скажем так, к услугам вашей организации. Которого вы убили. Мой друг, кузен, этого не одобрил, конечно, хотя он и не полный противник концепции.

— Концепции?

— Праздничной… эвтаназии?

— Праздничной эвтаназии?

— Ухода в стиле оргии?

— Ухода в стиле оргии?

— Финального взрыва?

— Финального взрыва?

— Сочувственного апофеоза?

— Сочувственного… Слушайте, что именно этот клиент сказал врачу?

— Что вы убиваете обреченных пациентов способом, который им больше всего нравится. Излишком вкусной еды, излишком секса, излишком того, что доставляет им удовольствие.

Жуан всегда был вралем..

— И что именно вы предлагаете?

— Я представляю группу людей, заинтересованных участием в этой инициативе.

— Вы представляете группу людей, заинтересованных вложить деньги в нашу… гм-м… организацию?

— Нет, нет.