Клятва на мече   ::   Буянов Николай

Кто за ними жил. Какую веру здесь исповедовали. Это не знания. Это только пустой сосуд. А в сосуде важно то, что налито внутри.

– Что ж, когда-нибудь я доберусь и до этого. Старик медленно покачал головой.

– Вы мне не верите?

– Верю. Только не могу предостеречь.

Гоги всерьез начал злиться.

– От чего вы хотите предостеречь? Вы считаете, что знания вредны? Лучше оставаться дремучим невеждой?

Старик помолчал. Глаза его смотрели куда-то вдаль, сквозь Георгия, будто видели что-то недосягаемое там, за вершинами, в синеватой дымке.

– Давно, когда эти горы еще не родились, здесь жили Древние. Они казались себе всемогущими, как боги… А может быть, они действительно были такими… Вот как ты сейчас.

– Я вовсе не…

– Ты не думаешь, что могущество – лишь одна из разновидностей невежества? – спросил Тхыйонг.

– Почему вы так говорите?

– Потому что ты прав: знание бывает опасным для того, кто им обладает. Древние это поняли… Но было слишком поздно. Они уже ничего не могли изменить. Им хватило времени лишь на то, чтобы оставить Шар…

Он помолчал.

– Многие поколения моих предков владели Шаром. Они были назначены его Хранителями и Жрецами…

– Ваши предки принадлежали к какой-то религиозной секте?

– Они были Бон-по.

«Понятно, – подумал Георгий. – Бон-по, черная религия. Антипод буддизма».

– Все они были сильнейшими магами, причем их сила возрастала из поколения в поколение. Но они знали: исчезнет Шар – и кончится их могущество, а вскоре прервется их род на Земле. Они слишком зависели от Шара… И он наказал их, как наказал Древних.

Красиво, отметил про себя Гоги. И достаточно ново: существует множество ветвей Бон-по, но о секте шаропоклонства что-то нигде не встречалось упоминания. Тем более что Шар для них – не какое-то абстрактное божество вроде богов Свастики, олицетворяющих силы природы, а вполне конкретный предмет (или существо?), оставленный древней вымершей цивилизацией…

– Я – последний в роду, – тяжело проговорил старик. – Люди называют меня Тхыйонг, но они ошибаются. Последним Тхыйонгом был мой отец.

Гоги вдруг почувствовал ком в горле. Последний в роду… Каково это чувствовать изо дня в день?

– У нас не было принято брать учеников со стороны. Шар это запрещал. Но однажды зимой мой отец нашел на перевале человека. Это был не тибетец. Черты лица его напоминали твои или тех, кто пришел с тобой и живет в матерчатых домиках.

– Европеец? – удивился Гоги.

– Он почти замерз, – продолжал старик, – пролежав много времени в снегу… Но отец спас ему жизнь. А потом взял его в ученики.

– Но почему он не сделал продолжателем вас, своего сына?

– Потому что Шар не захотел разговаривать со мной. А его принял сразу, будто ждал долгие годы.

Голос старика был ровен и беспристрастен. Но Гоги видел: старая рана и не думала закрываться – она медленно кровоточила, саднила и ежеминутно напоминала о себе тупым нытьем, от которого хотелось лезть на стенку.

– Я на коленях умолял отца не доверять пришельцу. А он только посмеивался надо мной. Он считал, что мной движет лишь зависть… А мной двигал страх. Однажды я даже попробовал отравить пришельца. Я приготовил для него самый хитрый яд, который только знал… Он должен был подействовать. Но не подействовал.

– И что?

– Пришелец выжил. Отец снова спас его никчемную жизнь. А меня… Меня он выгнал из дома.

Старик замолчал.

– А что было потом? – осторожно спросил Георгий.

– Потом пришелец убил моего отца.

Гоги поджал губы и с сомнением поглядел на тибетца. И с неудовольствием подумал, что старикан его попросту дурит. Туманит мозги, вешает лапшу на уши и втихомолку посмеивается над дикарем-европейцем… Впрочем, в узких, как щелочки, неподвижных глазах старика не было и намека на усмешку.