Клятвопреступники   ::   Зорич Александр

Вдобавок, он снова начал кашлять кровью.

Ори поставил поднос на пол. Подле доставленного блюда с сельдями обнаружились два кувшина — с водой и вином. Ори подобострастно промямлил что-то про «здоровьечко» и аппетит и, давясь мокротой, испарился.

Когда слуга ушел, Хаулапсил встал с ковра, но тут же, прихватив блюдо и меньший кувшин, повалился на ложе, ремни которого натужно застонали. Он вытянул затекшие от неудобного сидения ноги. В глазах у Хаулапсила стояли слезы.

Облокотившись о стену, он поднес кувшин к губам, сделал два полных глотка. Слезы как будто высохли. Или вкатились обратно. Хаулапсил вяло попробовал кушание.

Кислое, от плохой лозы вино никак не сочеталось с пресной нежностью рыбьего мяса. Тонкие, противные кости кололи язык, жалили десны. Хаулапсил ненавидел рыбу. Но баранину он ненавидел вдвойне.

Во-первых, баранина воняла муском и никакими специями этого запаха вытравить не удавалось. А во-вторых, как можно есть то, что трахают твои солдаты?

Сельдь была горькой, сухой, теплой. Хаулапсил наклонился к краю кровати и сплюнул кашицу на пол.

«Уж лучше бы они трахали селедку!»

Ухватив вторую непочатую сельдь за жирную спинку, Хаулапсил зашвырнул ее в окно, зарешеченное связанными в узлах лыком ивовыми прутьями. Не достигнув прутьев, рыба распалась на куски.

«Хоть бы не поскользнуться теперь», — поморщился Хаулапсил.

Покончив с обедом, он почувствовал облегчение. И, прихватив другой кувшин, с водой, перебрался на веранду.

Половину крытой камышом веранды занимал продолговатый резервуар для игры в лам.

Стенки резервуара были отлиты из разнотолстого стекла. Их поверхность покрывали стеклянные сосочки, напоминавшие ледяные бородавки.

Стол, что рядом с резервуаром, был запружен сталагмитами фишек.

Неряшливые столбцы заваливались на бок, аккуратные — росли в небо башенками, некоторые образовывали арки и пирамидки. Все это было щедро присыпано пылью и сухими листьями. Ори к уборке стола не допускался, сам Хаулапсил, слывший аккуратистом, не убирал там уже неделю.

Фишки для лама были выточены из малахита, розового нефрита и бирюзы. Это был подарок отца, как раз к отъезду Хаулапсила на острова.

«Это главное, что тебе там понадобится», — таков был отцовский комментарий. Тогда Хаулапсилу показалось, что отец шутит. Тогда он был уверен: главное, что нужно офицеру, — это именной кинжал, компанейские товарищи и верность присяге.

Хаулапсил опорожнил кувшин, дополняя до черты воду в резервуаре. За ночь ее порядочно убыло. Испарилась.

Не дожидаясь, пока с поверхности исчезнет рябь, — что выдавало отсутствие желания играть, — Хаулапсил машинально пробубнил семейное заклинание на удачный бросок, но, нетерпеливо оборвав его на полуслове, стал метать в воду фишки.

Фишки, словно в отместку за такое небрежение к принятым в игре условностям, ложились на размеченное мозаичное дно резервуара как попало.

В конце концов, не заняв ни одного из заветных полей, Хаулапсил швырнул неистраченные фишки на стол. Зыбкое равновесие нарушилось, арки, столбики и сталагмиты разъехались по столу. «Вид на Пиннарин после землетрясения», — сострил Хаулапсил. Засмеяться было некому.

Бросив лам, Хаулапсил вышел на казарменный двор, поглядывая вокруг в поисках занятия или, быть может, собеседника. Никого. Ничего.

»…смар» — было вычерчено чем-то тупоконечным в серой пыли.

«Есмар» — предположил Хаулапсил, как вдруг услышал: «Они, наверное, опаздывают!»

Это был голос Есмара, на удивление сметливого денщика и, по слухам, любовника одного из его приятелей-офицеров.

Есмар на варанский манер не стриг волос, хотя всегда тщательно подпоясывался, следя за тем, чтобы складки на рубахе ложились правильно и рельефно.