Коллегия   ::   Уилсон Колин Генри

Аннотация: Один из самых известных фантастических сериалов, начало которому положили произведения знаменитого британского писателя и мыслителя Колина Уилсона, получил свое продолжение в работах отечественных авторов. Мир, где Земля полностью преображена после космической катастрофы. Мир, где пауки обрели волю, разум и власть. Мир, где обращенный в раба человек должен вступить в смертельную борьбу, чтобы вернуть себе свободу. Мир пауков становится НАШИМ миром.

---------------------------------------------

Колин Уилсон

Коллегия

Первый проблеск сознания у Найла был сопряжен с мучительной болью.

Глотка саднила так, будто он проглотил докрасна раскаленный вертел; тяжко бился в висках пульс.

Попробовал сесть, но тут же на лоб легла прохладная ладонь и ласково, однако настойчиво, заставила опуститься головой обратно на подушку.

Мало-помалу боль будто бы начала униматься…

В следующий раз Найл очнулся, когда комната была уже полна бледно-голубого света. Он лежал на широкой кровати, раскинув поверх одеяла голые руки.

Через прозрачную голубую стену виднелось большое дерево с желтыми цветами, затеняющее комнату от солнечного света. Потолок покрывали узоры, напоминающие зеленые капли-листья.

Найл поднес руку к горлу, пальцы наткнулись на что-то твердое. Шея, оказывается, была обмазана напоминающим сухую глину веществом, которое сверху плотно стягивали бинты. Тут до Найла дошло, что он раздет, а медальона на шее нет. Он тревожно шевельнулся и тогда увидел, что одежда сложена аккуратной стопкой возле постели на стуле, а медальон лежит сверху. По соседству лежала и раздвижная трубка. Найл вздохнул с облегчением.

Дверь отворилась, и в дверном проеме показалась Селима. Увидя, что Найл не спит, улыбнулась.

– Тебе лучше?

– Гораздо. – А у самого голос какой-то неестественно-сдавленный, сиплый.

– Голосок у тебя, как у моего дедушки, – сказала Селима с ласковым смешком. Она села возле него на постель и аккуратно положила ладони ему на щеки. Стало приятно, прохладно; нечто подобное он ощущал нынче ночью. И горло уже не так саднит.

– Как это у тебя получается? Что-нибудь в руках?

– Ничего. – Она показала ладони. – Это у меня от матери. В нашей семье все сплошь были знахари.

Найла будто повлекло вниз по медленному ручью, текущему под аркой зеленых ветвей. Постепенно он канул в глухой омут сна.

Когда очнулся снова, возле кровати стоял Доггинз. Окно было открыто, и с улицы доносились голоса детей, играющих возле фонтана. Из-за спины Доггинза выглядывал пожилой мужчина. Загорелое лицо, изборожденное морщинами, глубоко посаженные, пронзительные серые глаза. Незнакомец был одет в поношенную, выцветшую, словно увядший мох, тунику и имел при себе такого же цвета сумку.

– Это Симеон, – представил мужчину Доггинз, – наш лекарь. Найл кивнул, пытаясь вымолвить что-нибудь приветственное, но из горла выдавилось лишь сухое сипение.

Симеон пристально вгляделся в лицо молодого человека (интересно, в серых глазах словно подрагивают точечки света), затем взял его за запястье. Пощупав пульс, положил Найлу ладонь на щеку – когда коснулся, чуть щипнуло, – затем опустил на постель сумку и вынул из нее короткий нож с узким увесистым лезвием. Им он принялся аккуратно резать опоясывающий горло Найла пластырь. После нескольких длинных, глубоких надрезов его удалось стянуть. Воздух неприятно холодил обнажившуюся кожу.

Подавшись вперед, лекарь коснулся горла Найла указательным пальцем, отчего юноша болезненно поморщился.

– Что скажешь? – озабоченно спросил лекаря Доггинз.

– Ему повезло. Еще пара сантиметров вправо, и был бы покойником. – Голос у Симеона был низкий, глубокий; не голос – рык.