Коммунальный триптих (Коридор - 2)   ::   Видар Гарм

- Сволочи, - непонятно про кого сказала мадам Хнюпец. - Марк, ну почему вы опять молчите?!

- Он небось думает о том, как у меня еще одну банку стибрить! - басом сказала бабка Дюдикова.

- Не тибрил я ваших банок!!! - в отчаянии воскликнул из-за закрытых дверей Марк Абрамыч Зомбишвилли. - У меня, между прочим, творческий климакс! Мне и без ваших банок - забот по самые уши.

- Это точно! - подтвердила из душа Эльвира. - И про уши, и про климакс...

Гномы дошли до противоположной стены и... исчезли.

Мадам Хнюпец пожала плечами и скрылась в своих апартаментах.

Сосед Кузякин плюнул ей вслед и нырнул в свою берлогу.

Поэт О.Бабец прокрался к дверям душа и начал настойчиво в нее скрестись.

- Пошел ты!!! - донеслось из душа, и поэт тоже пошел.

Коридор вновь опустел и даже кажется при этом вздохнул облегченно.

2. ИСКУССТВО - ЖУТКАЯ СИЛА!

Писатель-фантаст Марк Абрамыч Зомбишвилли сидел у окна и обдумывал сюжет нового рассказа, в котором жуткий сексуальный маньяк Семен Органидзе тайком прокравшись в районную библиотеку с неприглядной целью надругаться над уборщицей Марианной. После встречи с прекрасным (Семен случайно попадает на читательскую конференцию посвященную выходу в свет очередного умопомрачительного шедевра, принадлежащего перу и всему остальному, что к нему прилагается, известнейшего писателя фантаста Дарт Вейдера - нового романа "Не блуди!"), Семен стремительно перевоспитывается и возвращается в семью к жене Изауре, женщине скромной, но тем ни менее обладающей, кроме самого Семена еще рядом достоинств, бальзамом изливающихся на мятущуюся душу Органидзе; и детям Изауры от первого брака с красавцем Васей, эмигрировавшим к началу повествования в Запорожье.

Но от сладостного творческого процесса Марка Абрамовича постоянно отвлекала нарочно гулко топающая под дверью бабка Дюдикова из пятой комнаты, которая то и дело выбегала в коридор, чтобы проверить, не вкрутил ли кто-нибудь новую лампочку в замен той, что она выкрутила на прошлой неделе.

У бабки Дюдиковой было, в принципе, безобидное хобби - стоило на секунду отвернуться и она тут же приватизировала безнадзорные лампочки, продавая их затем на базаре, с целью накопления первоначального капитала. Короче, не даром (ох, не даром!) она любила повторять, что ей вся эта "жисть" - до лампочки.

Наконец в коридоре послышалось негромкое пение соседа Кузякина, воротившегося из традиционного, ежедневно - обязательного турне по всем ближайшим точкам, где торгуют на разлив. В текст грустной песни были затейливо и обильно вплетены разнообразные идиоматические выражения, свидетельствующие о недюжинной эрудиции исполнителя, по крайней мере в популярной ныне сфере взаимоотношения полов, а так же жизнедеятельности всего организма в целом.

Бабку Дюдикову словно ветром выдуло из коридора. Кроме мадам Хнюпец, только сосед Кузякин оказывал на нее столь благотворное влияние.

- Эхххх! - почти членораздельно сказал сосед Кузякин и задумчиво ткнулся головой в двери комнаты номер четыре.

- Муза, это ты? - с надеждой из-за двери спросил поэт лирик-экстремист О.Бабец.

То что ему ответил сосед Кузякин, заставило поэта надолго погрузиться в размышления о судьбе отечественной словесности.

- Что ж ты, гад, - раздался в коридоре вкрадчивый голос мадам Хнюпец из восьмой комнаты, - песни поешь, которые нам не жить, а только строить помогают и то, исключительно, не выше третьего этажа?

- Виноват, мадам, - искренне сказал сосед Кузякин и порывисто склонил голову на грудь, но грудь мадам Хнюпец предательски спружинила и голова соседа Кузякина вновь угодила в дверь, на этот раз комнаты номер три.