Кольцо Тота   ::   Конан-Дойль Артур

Я узнал, что Пармс увидел Атму раньше и также признался ей в своих чувствах. Я мог смеяться над его страстью, так как знал, что ее сердце принадлежит только мне. На наш город обрушилась моровая язва. Я бесстрашно ухаживал за больными ведь болезнь не представляла для меня никакой опасности. Дочь правителя восхищалась моим мужеством. Тогда-то я рассказал ей о своей тайне и стал умолять, чтобы она позволила мне применить и к ней мои знания. - Твоя юность никогда не увянет, Атма, - говорил я. - Пусть все исчезнет, но мы с тобой и наша великая любовь переживут века. Но Атма боялась. В ней говорила целомудренная девичья робость. - Правильно ли это? - спрашивала она. - Не будет ли это противоречить воле богов? Ведь если бы великий Осирис пожелал, чтобы наша жизнь длилась долгие годы, разве он сам не сделал бы этого? Словами, исполненными нежности и любви, я старался преодолеть ее сомнения, и все же она колебалась. - Это очень серьезный шаг, - говорила Атма. Она обдумает его в эту ночь. Завтра утром я узнаю ее решение. Ведь одна ночь - это так немного. Она хотела помолиться Исиде9, чтобы та подсказала ей решение. С тяжелым сердцем, полным недобрых предчувствий, я оставил Атму. Утром, едва закончилось раннее жертвоприношение, я поспешил к ее дому. Меня встретила испуганная рабыня. - Госпожа больна, - сказала она, - очень больна. Как безумный, я пробился сквозь толпу слуг и бросился через зал и коридор в комнату моей Атмы. Она лежала в беспамятстве на ложе с высоким изголовьем, лицо смертельно бледное, взор потух. На лбу виднелось темное пятно. Я знал этот проклятый знак: это был знак моровой язвы, собственноручная подпись смерти. Нужно ли рассказывать вам о моем отчаянии? Много месяцев я был как безумный, лежал в жару, в бреду и все же не мог умереть. Ни один араб в пустыне не жаждал так свежей воды из родника, как я жаждал смерти. Если бы яд или сталь могли оборвать нить моей жизни, я скоро соединился бы с моей возлюбленной в стране с узкими вратами. Я делал все, чтобы умереть, но бесполезно: проклятое средство было сильнее меня. Однажды ночью, когда я, ослабевший и измученный, лежал без сна, ко мне вошел Пармс, жрец Тота. Он стоял, освещенный светильником, и глядел на меня. Глаза его сияли радостью. - Почему ты дал девушке умереть? - спросил он. - Почему не дал ей сил, как мне? - Я не успел, - ответил я. - Прости, я ведь забыл: ты также любил ее. Теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Как ужасно думать, что должны пройти века, прежде чем мы снова увидим ее! Горе нам, безумцам, восстановившим против себя смерть! - Да, ты вправе говорить так! - воскликнул с диким смехом Пармс. - Но говори о себе. Ко мне все это не имеет отношения. - Что ты хочешь этим сказать? - воскликнул я, поднимаясь на локте. - Ах, понимаю, мой друг! Горе помутило твой рассудок! Его лицо пылало от радости, он дергался и раскачивался как одержимый. - Знаешь, куда я сейчас иду? - спросил он. - Нет, - ответил я, - не знаю. - Я иду к ней, - сказал он. - Она лежит забальзамированная в могиле за городской стеной около двух пальм. - Зачем же ты идешь туда? - спросил я. - Чтобы умереть! - пронзительно закричал он. - Для того, чтобы умереть. Я больше не связан оковами жизни. - Но ведь в твоей крови течет эликсир! - воскликнул я. - Я избавился от него, - сказал он. - Я открыл более сильное средство, которое уничтожает действие твоего эликсира. В этот миг оно властно хозяйничает в моих жилах, и через час я умру и соединюсь с ней, а ты оставайся здесь! Взглянув на него, я понял, что он говорит правду. - Но ведь мне; ты откроешь свой секрет?! - вскричал я. - Никогда! - ответил он. - Умоляю тебя во имя мудрости Тота! - Твои мольбы бесполезны, - холодно проговорил он. - Тогда я сам открою это средство! - закричал я. - Тебе это не удастся, - ответил он. - Я открыл его совершенно случайно.