Континент   ::   Бушков Александр Александрович

Возле огромного, но варварски обшарпанного особняка графа Дракулы на широких ступенях собралась всегдашняя компания. Два залетных вервольфа в замшевых пиджаках скучающе щупали повизгивающую для порядка ведьму, у всех троих были унылые лица пресыщенных акселератов, знающих наперед, что и этот день будет как две капли воды похож на вчерашний, и завтрашний, и все остальные грядущие дни. Рядом один домовой татуировал другому на левой ягодице: "Есть ли жизнь на Земле?" Бродил взад-вперед, утопив руки в карманах, щекотуны-безобразники неизвестно из каких мифов. Черти ваксили копыта. Выводок шишиг сочинял Алле Пугачевой письмо с просьбой об автографе. Бродил неприкаянным чужаком бородатый маг из Атлантиды, которого никто не понимал и не собирался общаться, хотя он ко всем так и лез. До настоящего вечернего загула было еще далеко. Опохмелялись в сторонке лешие с опухшими славянскими харями.

Табунок зевающих кикимор в латаных повойниках водил хоровод, гнусавя:

Не кукушки прокричали

плачет Танина родня.

На виске у Тани рана

от лихого кистеня.

Алым венчиком кровинки

запеклися на челе,

хороша была Танюша,

краше не было в селе...

Благообразный домовой аккомпанировал им, выводя на балалайке душещипательно-ушещипательные рулады, а неподалеку хмуро сидел единственный, кого Гай немного уважал, - упырь Савва Иванович. Серая пара висела на нем мешком, у него было умное морщинистое и усталое лицо деревенского конюха, почитывавшего вечерами Монтеня и Плиния.

- Ты садись. Гай, покурим, - сказал он. И подвинулся.

Гай сел рядом.

- Мерзко все это, ей-черту. Распустились. Паноптикум. Хлам. И тошно. Ну почему мне такая бессмыслица, а, Гай? Знаешь, я бы хотел пройтись по Парижу или на худой конец по Берну и чтобы рядом девушка в джинсах, а ночевать можно и в палатке. Или тайга, а, Гай? Свежо, бензином не воняет, ручьи чистейшие, ягоды, орехи, туристов этих сучьих нет с их транзисторами и байдарками. Хоть бы кто-нибудь меня полюбил, Гай. Тошно ведь. Шлюхи надоели. Инородная нечисть зажимает. Веришь, нет, тишины хочу...

- Да... - сказал Гай.

- Тошно. Кстати, тут Юлька бродит. Изнасилует она тебя сегодня, Гай, это как пить дать. Вот придешь сегодня на бал, а она тебя и того, стерва...

- Не приду, - сказал Гай.

- Придешь, куда денешься. Все мы не в силах не прийти на дьявольский бал... И забудь про Европу, тебе уже не пробиться туда, к реальности, есть только Круг. Извини, Гай, я тебя на минутку покину.

Савва Иванович встал, ловко сцапал за лацканы прохожего со стандартным лицом среднестатистического обывателя и привычно приказал:

- Стой, падло. Кровь высосу.

- Но почему я? - крикнул, бледнея, среднестатистический обыватель.

- А что же ты думал? - сказал Савва Иваныч, ощерив клыки. - Привык видеть монстров и оборотней только на экране, да? Привык, что война - за тысячи миль от тебя, что хунты бесчинствуют где-то на другой планете? Что бы там ни творилось, ты сидел дома, холил грыжу, плодил ублюдков. Вермахт пер на Восток - а ты сидел у телевизора. Расстреливали Блюхера - а ты кушал кофий. Убивали прокуроров в Милане и студентов в Сан-Сальвадоре - а ты похрапывал. Только почему ты решил, что так будет вечно? Поймала тебя жизнь, и никуда тебе не деться.

Гай не отвернулся - привык. Савва Иваныч вернулся к нему, стряхивая кровь с жестоких прокуренных усов. Раскрыл серебряный портсигар с гравировкой: "Делегату 5-й отчетно-выборной конференции упырей. Бурчало-Гадюкинск". Среди нечистой силы считалось своего рода шиком иметь при себе серебряные безделушки.

- Вот так и живем, - пожаловался он, разминая "Приму". - Мелочь людишки. Рвань. Кровь из него сосать противно, да и какая там кровь, гнусь одна, потом желудком маешься, язву нажить можно...