Король забавляется   ::   Ипатова Наталия

Венона Сариана сходилась с Арантой в нелюбви к королевскому дворцу Констанцы, а верный своему слову Рэндалл позволял венценосной супруге все, что ей угодно. Но, интересно, знает ли та, во что ей встанет этакую хоромину натопить?

— Она еще затеяла какую-то школу для дворянских девиц, — продолжил Рэндалл возле самого ее уха. — Под своим высочайшим патронажем. Надо полагать, заведение будет пользоваться популярностью, хотя мне не идет в голову, чему она способна научить. Они и сами знают все про свои булавки и ленты. Ну да чем бы жена ни тешилась… лишь бы не вешалась.

Любой из его подданных в ответ на эту шутку издал бы чисто рефлекторное угодливое хихиканье. Может, он ценил ее за то, что ей ничего от него не требовалось?

— Я пойду, пожалуй, — сказала она. — У меня еще дела сегодня.

— Ты, я слышал, устраиваешься? Домик, садик… — Рэндалл описал рукой круг.

— Да. Нужно же мне иметь место, где я смогу укрыться от твоих государственных забот и от твоего непременного великолепия.

— Это пройдет, — двусмысленно выразился он, не объясняя, что именно пройдет — великолепие или желание от него избавиться. — Это неизбежное зло. Человек, склонный стремиться ввысь, не может остановиться и сказать: «Все, мне этого достаточно!»

— Из всех, склонных стремиться ввысь, я знаю только тебя, — ответила она от двери. — Но по тебе трудно судить обо всех.

Ничего не изменилось. Как всегда, осталось чувство недосказанности и легкого разочарования. На свете были люди кроме него. Но не было других мужчин.

Как странно и как в данном случае удачно, что при всем своем нечеловеческом могуществе они, бесспорные маги, не могут читать мысли. Сегодняшние не делали ей чести. И у нее было унизительное чувство, что Рэндалл о них знает.

Дагворт лежал, скованный морозом и побеленный первым снегом, тихий и все-таки почти в точности такой, каким Аранта его оставила. Она никогда бы не подумала, что ей захочется сюда вернуться. Да и, в сущности, зачем? Полюбоваться низким пасмурным небом, нависшим над долиной? Тоже причина. Клубящееся свинцовое небо куда интереснее безоблачно голубого.

Только сейчас, вернувшись сюда в карете четвериком, с откидным кожаным верхом, она осознала, как много она повидала и как изменилось ее представление о мире. Пространства сузились, и деревья стали ниже, а дома — те вообще вросли в землю. Проезжая по улочкам и глядя на них с высоты, она знала теперь, что плетни не должны быть покосившимися, окна — слепыми или завешенными тряпками, бревна срубов на срезе — поросшими плесневым грибом. Дети не должны молча липнуть носами к полупрозрачным пленкам бычьего пузыря, провожая экипаж тоскливыми взглядами, не имея обуви, чтобы, галдя, бежать следом. Дагворт был… беден. Постыдно, отвратительно, утомительно беден. Она не хотела звать его домом родным. То, что она согласилась бы назвать своим домом, она с удовольствием и радостью, с чувством глубокого удовлетворения, рожденным мыслью, что все правильно, своими руками создавала в пригороде Констанцы. И это было не слишком много. Много меньше, чем она могла позволить себе в теперешних обстоятельствах.

Они ее не узнавали! Все те, с кем она провела бок о бок первые восемнадцать лет жизни, кто считал ее недостойной доброго слова, глазели снизу вверх на красивую даму в красном, на ее соболью шубу до пола — и не признавали. А ее-то главным побуждением приехать сюда было желание утереть им всем нос! Попробовали бы они сейчас на нее вякнуть!

Однако ни у кого не возникло такого желания. Староста, против дома которого она остановилась, стоял, опустив глаза на спицу колеса, и никак не проявлял прежнего знакомства с ней. Он, конечно, вышел к ней из дому, сам, не дожидаясь, пока ее кучер или мрачный молодой человек на козлах рядом вышибут ему дверь, и всем видом демонстрировал вежливое почтение. Но ей этого почему-то казалось мало.