Королева и ее слуги (Летописи святых земель - 1)   ::   Копылова Полина

А дождь? Ну мало ли о чем болтают вилланы в корчмах. Это не колдовство. Дым утяжеляет тучи, вот они и проливаются. Для этого подбирают дрова самых обыкновенных деревьев, только в особом соотношении. Это какая-то природная закономерность, и мы используем ее, не совсем понимая действие. Когда-нибудь ученые это выяснят, если меньше будут ломать головы над тем, как из дерьма сделать золото.

- Ладно, мы отклонились.

- Да я, собственно, все рассказал. - Он упорно избегал ее титуловать, говоря почтительно, хотя и вольно.

- А что Комес Таббет, как он тебе?

- Вообще-то не совсем в моем вкусе, но к делу это не относится. Он выказал государственный ум. Ведь общепринято, что мир лучше, чем война. Так вот, он пытался кончить дело миром. Как он их увещевал! Говорил, что мир изменился и благородство ныне измеряется верностью государыне, что государство должно быть сильным, ибо соседи все в силе, и им нужно противопоставлять такую же силу, если не большую. Богом их стыдил, говорил, что, мол, если хотите сохранить ваши обычаи, государыня не будет вам помехой. Все разъяснил, как есть, и про войско, и почему вилланов освободили, и почему налоги такие. Очень умно говорил, очень понятно. Я даже пожалел, что они не сдались и его слова пропали втуне. Потому что сам дьявол его заслушался бы. Но они оказались упрямее дьявола, причем - никого из Высоких, Чистые только. Эти, впрочем, еще хуже. У них, кроме происхождения, вообще ничего за душой.

- Это хорошо, что они не сдались. - В этаретской одежде Беатрикс выглядела непривычно, в ней проявилось что-то хищное, какая-то непреклонная внутренняя жестокость, для которой не находилось больше никаких государственных пояснений. Губы ее подрагивали: - Если бы они сдались, мне было бы сложнее предать их смерти, как я намереваюсь поступить.

- Всех казнить? Но это... сотни! - Ниссагль, словно в поддержку своих слов, скользнул глазами по бумагам.

- Не хочешь ли ты сказать, что подобрел? - Издевка, но с каким-то горестным смешком, прозвучала в ее голосе, и Гирш с ужасом понял, что издевается она не над ним, а над собой: - Знаешь, как меня зовут в Святых землях? Кровавая Беатрикс. Так-то.

- Кто? Кто посмел? - Он оказался перед ней, вращая расширенными от негодования глазами.

- Кто? Эринто, конечно. Ты был прав тогда в постели. Не ему рассказывать мою историю. Нет. А еще говорил, что любит. Дурак.

- Боги-вседержители! Неужели на этой земле мы не можем прикончить полтысячи недоумков! - Ниссагль оскалился, тряся головой.

- Ты про кого это сказал "мы"? - спросила королева, а улыбка, недобрая улыбка уже змеилась в углах ее губ. - Мы... Хотя пусть будет так. Но какой дурак, какой он дурак... У меня даже нет на него зла... Так, докука какая-то. Наговорил мне глупостей, а потом по холмам бегал, меня искал. А я в кустах сидела. И смеялась. - По тому, как она произнесла "смеялась", он понял, что она, скорее, там плакала или исходила бессильной бранью, но только не смеялась, не улыбалась даже.

- Я ему отомщу. Погоди, разберусь с Оссаргом, я ему сыграю шутку.

- Да ну его. Я думаю, ему без нас достанется. Кто в меня влюбляется, добром не кончает.

- Я тоже люблю тебя.

- Я думаю, с тобой обойдется. У тебя любовь какая-то... другая. Ладно. Кстати, Гирш, со мной тут приехал один маленький, вместо шута. Его хотели повесить. За острый язык. Теперь хозяин висит вместо него. Так вот, он, наверное, забился куда-нибудь со страху. Позови стражников, пусть покличут этого бедолагу. Его Ансо зовут. Это потом, не сейчас, Гирш. - Видя, что Ниссагль готов вскочить, Беатрикс его удержала. Из камина вырвался язык пламени - видно, в трубу занесло ветер. "Моя принцесса..." - угасающим перезвоном пронеслось и затихло в голове.