Корпус   ::   Каплан Виталий

Костя взял "морковку", слез с тумбочки и вразвалку подошел к Рыжовской койке. Сам Рыжов сидел, вцепившись пальцами в подушку, бледный и растерянный. Да и остальные притихли, как всегда в такие минуты.

- Ну что, Рыжий, сам виноват, добром с тобой не получается. Сам допрыгался. А я ведь предупреждал - от слов перейду к делу. Ты думал, я шучу, да? А я с тобой не шучу, надоело, знаешь ли, шутить. Так что, братец ты мой, ложись на живот. Не бойся, на первый раз много не будет. Хватит с тебя и десяти горячих.

Рыжов встал, виновато посмотрел на Костю и тихо, ни на что уже не надеясь, попросил:

- А может, не надо, а? Я исправлюсь, честно!

- Знаю я твое "честно", - хмыкнул Костя. - Всю Группу подводишь, козел. Ну что, сам ляжешь как положено, или помочь?

Он сжал кулаки, перенес центр тяжести на левую ногу. Ну, сейчас он ему пропишет! Ничего себе - Рыжов, сопля вонючая, препираться вздумал! Это уже что-то новенькое. Если его сейчас не обломать - и другие оборзеют. И вообще, раньше надо было начинать. А жалел ведь, откладывал. Ты смотри как распустился - сам нашкодил, и еще надеется на прощение! Нет уж, дудки!

Но работать кулаками Косте не пришлось. Рыжов, похлюпав носом, сообразил, что ничего ему не обломится, и лег на койку лицом вниз.

Костя автоматически считал удары, думая о другом. Раньше к этому был интерес, он тренировал силу и резкость, а потом, когда наловчился - стало вдруг скучно. Да и не испытывал он сейчас к Мишке Рыжову никакой злости. Даже немного жаль его было. "Морковка" ведь больно лупит, вон какие малиновые полосы на коже остаются!

Он вдруг усмехнулся собственной мысли - а себя он позволил бы вот так пороть? Раньше-то, конечно, случалось, когда Помощником был Андрюха Кошельков, огромный жирный парень, тупой как валенок, заменявший нехватку ума медвежьей мощью. Но это давно было. В самом деле, глупый вопрос. Нельзя же сравнивать себя с каким-то недотепой Рыжовым. Его-то наказывать не за что. А вообще он бы, наверное, не дался. Махался бы что есть силы, пока не вырубили. Не то что Рыжов, да и все они. Они всерьез не брыкаются - кишка у них тонка. Ну и что? Он разве виноват? Кто им в свое время мешал добиться разрешения на тренировки? Это первое. А второе - с ними иначе нельзя, мигом разболтаются.

Механически отвесив десять ударов, Костя бросил измочаленную "морковку" Ломакину и полез под одеяло. - И нечего хныкать, - заметил он оттуда глотавшему слезы Рыжову. - Смотри, в другой раз так легко не отделаешься. Еще хоть раз из-за тебя Группу нагреют - берегись! Будешь тогда через "коридор" ползать. Знаешь, что такое "коридор"?

Рыжов молча кивнул.

- Ну как, дошло до тебя?

- Дошло, - буркнул Рыжов.

- Вечно до тебя как до жирафа доходит. Вот сообразил бы ты раньше, сейчас, может быть, без порки бы обошлись. Учти на будущее. - Он, потянувшись, зевнул. - А теперь всем спать! И чтобы ни звука у меня!

Костя отвернулся к бледно-салатовой стене. Раньше, пару лет назад, дневной сон был для него пыткой. Два часа лежать под жарким одеялом, не шевелясь, притворяясь, будто спишь - да кто же такое вытерпит? Но приходилось выдерживать - надо! А теперь вот он моментально засыпает, и никаких снов ему не снится - будто падает в глухую темную яму, и так до резкого, злобного звонка на подъем.

2

Костя проснулся в омерзительном настроении. И что всего противнее ему никак не удавалось понять, из-за чего. К тому же слегка ныл висок и опять, как и за обедом, подташнивало. Но это - ерунда. Стоит только взять себя в руки - и все будет нормально. Хуже другое - какие-то скользкие, шевелящиеся в памяти обрывки сна. Именно обрывки - ни единого целого куска не осталось. Сон растворился в голове точно кусок сахара в стакане с чаем. Но пропитывал мысли точно липкая смола. Грызло Костю мутное беспокойство, и ему никак не удавалось переключиться на другое.

А стоило.