Крест и меч   ::   Григулевич Иосиф Ромуальдович

Объявите сегодня о публичной казни в Лондоне, Париже или Нью-Йорке – и сбегутся, точно пчелы на мед, толпы народа, чтобы понаслаждаться ею! Аутодафе – великолепное зрелище из человеческой драмы и красок!

Нет, инквизиторы в испанских колониях, утверждает дон Сальвадор, не были жестокими, скорее их можно упрекнуть в продажности, в коррупции. Они спекулировали деньгами из инквизиционной казны, содержали наложниц, обожали роскошь, иногда отравляли своих соперников, но, кто не грешен, пусть первым бросит камень.

И дон Сальвадор делает вывод: "Инквизиция была частью странной и чудесной жизни в Индиях в один из редких периодов в истории, который смог создать эту ускользающую добродетель – стиль" (Ibid., p. 64).

Что и говорить, дон Сальвадор де Мадариага, профессор Оксфордского университета, с блеском защищает честь и славу колониальной инквизиции. Но его цинизм и изощренная аргументация не убеждают, а скорее вызывают отвращение и чувство брезгливости. Факты опровергают С. Мадариагу, но он не признает фактов. Генри Чарлза Ли (Генри Чарлз Ли (1825-1909) – американский историк, автор книги "История инквизиции в средние века", т. I-II. Перев. С. Г. Лозинского. СПб., 1911-1912. См. также: Lea H. Ch. The Inquisition in the Spanish Dependencies. New York, 1908) он объявляет безнадежно тенденциозным, не утруждая себя никакими доказательствами. Уж лучше Хосе Торибио Медина (Хосе Торибио Медина (1852-1930) – чилийский историк, автор многочисленных трудов по истории инквизиции в Испанской Америке), советует он, тут же присовокупляя, – хотя он не особенно умен, но более добросовестен (Madariaga S. de. Op. cit., p. 56). Любой критик "святого дела" для дона Сальвадора – сектант или просто болван.

Мадариага не единственный защитник колониальной инквизиции. К ее адвокатам принадлежит и американский историк св. трибунала Ричард Гринлаф, согласно которому инквизиция была необходима, ибо во многих районах испанской империи христианство и местные религии синкретизировались, в результате чего жители практиковали веру, которая по форме была католической, а на практике – языческой. Наличие инквизиции автор объясняет необходимостью уничтожить ересь и перевоспитать индейцев в духе подлинного христианства (The Roman Catholic church in Colonial Latin America. New York, 1971, p. 9).

Итак, по Гринлафу получается, что во всем виноваты индейцы, которые после их обращения в католичество вновь впадали в язычество, чем навлекали на себя заслуженный гнев инквизиции. О том, что синкретизм явился прямым следствием насильственного обращения индейцев в католическую веру, Гринлафу даже невдомек.

Американский историк Хюберт Херринг утверждает, что инквизиция будто бы отражала "глубокие убеждения XVI в." (Herring H. A History of Latin America from the Begining to the Present New York, 1963, p. 179) и что верующие считали необходимым уничтожить всякого, кто выступал против официальной церкви, угрожал ее авторитету и единству – будь то обращенные в христианство иудеи, протестанты, скептики или любые другие противники католицизма. Херринг умалчивает о том, что эти "глубокие убеждения" были навязаны инквизицией испанскому обществу путем жесточайшего террора, что только благодаря террору были сокрушены весьма влиятельные испанские эразмисты – сторонники Реформы.

Херринг стремится заверить читателя: инквизиция была использована "сознательными" епископами и вице-королями для борьбы с разложением духовенства и "многие приговоры инквизиции на протяжении ее существования касались священников, бесчестивших свою должность" (Ibidem).

А сами господа инквизиторы кем были? – позволительно спросить X. Херринга. Разве они не были повинны в еще большей степени в тех же преступлениях, за которые они судили своих рясоносных коллег?

X. Херринг, конечно, не такой уж простак, чтобы не понимать всю необоснованность своих апологетических упражнений.