Крест короля Артура   ::   Болдри Шерит

Подошёл Гервард и со стоном скинул с плеч тяжёлые мехи.

— Что стряслось?

— Не знаю, — вздохнула Гвинет. — Иногда мне кажется, что строительство никогда не кончится.

Гервард промолчал, но Гвинет увидела, как он стиснул зубы. Им было о чём беспокоиться. После пожара в аббатство почти перестали приходить пилигримы. Никто больше не останавливался в «Короне», не покупал еды и безделушек в деревенских лавках. Что станет с жителями Гластонбери, если аббатство не будет восстановлено, и паломники не вернутся?

Дружеский оклик отвлёк Гвинет от мрачных раздумий. Через заросший травой двор к ним спешил невысокий плотный человек. Седые пряди в чёрных волосах делали его похожим на барсука. Гвинет замахала рукой в ответ.

— А вот и дядюшка Оуэн. Сейчас он нам все расскажет.

Оуэн Мэйсон, потирая руки, подошёл к племянникам.

— Обед! — обрадовался он. — Отрадное зрелище в сей стылый день!

— Что случилось? — спросил Гервард. — Почему никто не работает?

Дядюшка Оуэн помрачнел.

— Камня нет. Сегодня должны были прийти новые баржи, но — увы!

Он подхватил один из мехов с элем и зашагал в сторону строящегося храма. Гвинет и Гервард с остальными припасами побрели следом.

— Почему же нет камня? — спросила Гвинет.

Оуэн пожал плечами.

— Никто не знает. Лорд Ральф послал кого-то из своих людей выяснить, в чём дело, но, я думаю, за камень просто не заплатили. А нам остаётся лишь сидеть, сложа руки.

Он повернул руки ладонями вверх — широкие загрубевшие руки каменотёса, покрытые сетью шрамов — там, где резец срывался и вместо камня вгрызался в его собственную плоть.

— Король должен прислать денег! — воскликнул Гервард. — Разве он не хочет, чтобы аббатство было восстановлено?

Дядюшка Оуэн отрывисто хохотнул.

— Все деньги короля Ричарда уходят на войну в Святой Земле, — ответил он. — Плевать ему на то, что с нами будет. Говорят, он продал бы Лондон, если б нашёл покупателя.

Гвинет знала, что дядюшка говорит правду. В первые же месяцы после пожара король Генрих дал денег на восстановление аббатства и даже прислал лорда Ральфа Фиц-Стивена надзирать за работами. Но Генрих умер. Уже год, как Англией правит его сын Ричард, а приток денег в аббатство почти иссяк.

Хмуро глядя на недостроенные стены, Гвинет стала раздавать рабочим хлеб, сыр и копчёную грудинку. Её брат развязал один из мехов и разливал эль в большие рога для питья. Он тоже выглядел мрачным, и Гвинет понимала, что это из-за денег, которых не хватает даже на камень.

— Разве аббат Генри ничего не может сделать? — спросил Гервард, когда они раздали, наконец, всю еду и уселись рядом с жующим дядюшкой на низкой ограде.

— Кто знает?

Дядюшка Оуэн проглотил огромный кусок хлеба.

— Сейчас у него появилась какая-то новая идея — только он сам да Господь Бог знают, что это может значить. Велел нашим ребятам что-то копать на кладбище. Вчера копали, сегодня копали… — дядя снова фыркнул, не поймёшь, то ли от смеха, то ли от отвращения. — Все равно нам делать-то нечего!

— Я не слыхала, чтобы кто-нибудь из монахов умер, — удивилась Гвинет.

— Я тоже. — Оуэн сделал добрый глоток эля. — Да и не могила это. Глубже гораздо. А ещё отец Генри велел все занавесить, чтобы никто не подглядывал.

— Наверное, там что-то зарыто, и это что-то спасёт аббатство!

— Не иначе как сундук с драгоценностями, — усмехнулся дядюшка Оуэн. Гвинет покраснела.

— Ну, что-нибудь… такое! — Она вскочила и потянула брата за рукав. — Пойдём, посмотрим!

— Нас же не пустят! — напомнил Гервард. — Разве ты не слышала, что сказал дядюшка?

— А мы попробуем! — настаивала сестра.