Кругом одни принцессы   ::   Резанова Наталья Владимировна

Хотелось бы побеседовать, опыт перенять… Царевна отвечает: няньки, мол, нет сейчас во дворце и вообще в городе. Она уехала надолго, и когда будет – неизвестно. А сама при этом запинается, и, невооруженным глазом видно, что врет. И чего-то боится. Чувствую – подозрения мои подтверждаются. И, пока царевна не успела окончательно окосеть и отрубиться, продолжаю.

– А говорили, будто нянька-чародейка темницу с женихами денно и нощно стережет неустанно. Не боится ли светлый султан, что без нее узники убегут?

– Этого, – говорит она, – опасаться не следует. Темница – вот она, – и на пристройку показывает. – Один лишь внутренний двор ее от дворца отделяет, и пересечь тот двор никому чужому невозможно, ибо бродят там стражи особые, четвероногие, шерстью покрытые…

– Это собаки, что ли? – удивляюсь я, потому что нигде здесь собак не видела.

– Нет! – она аж плюнула. – Не держим мы этих гнусных, ибо сказал пророк – мир ему! – «Ангел не войдет в дом, где живет собака». А держим мы котов, но не простых, а бойцовых, с когтями, как лезвия ножей, и терзают они всякого нарушителя спокойствия…

И с этими словами она заваливается набок и начинает храпеть. Что никого из рабынь и евнухов не удивляет – они и сами уже набрались до бровей. А я сижу и шарю по карманам. И нахожу там один предмет, который завалялся с предыдущего королевства. Один раз он мне послужил, думаю, и теперь в дело пойдет. Вылезаю я в окно и двигаю себе по карнизу. Вижу – в одном окне свет горит, не все во дворце уснули, значит. Вжалась я в стенку, ползу потихонечку, прислушиваюсь, приглядываюсь. А это были аккурат султанские покои. И сам повелитель – приходилось мне его видеть прежде – сидит и денежки считает. И хихикает при этом прегнусно.

– Вот и еще за одного царевича выкуп пришел… Благо моему уму, светлому, ясному, когда я всю эту историю с нянькой выдумал. Теперь на нее все свалить можно, дела нет, что давно померла, а я завсегда буду в белых шальварах…

Что-то подобное я и предполагала. Ах, думаю, скотина, устрою я тебе развлечение. И себе заодно. И, добравшись до двора перед тюрьмой, вынимаю из кармана бутылек с остатками кошачьей травы, и швыряю ее этим самым шерстистым стражам.

Что тут началось! Клянусь, такого кошачьего концерта не было от основания царства. Вся дворцовая стража помчалась успокаивать котов, но особого успеха они не добились, зато шуму добавили. Все бегают, орут, факелами машут – красота! Под общую суматоху пробралась я в тюрьму. Не в темницу, как они все выражались, заметьте. Вполне приличное было помещение. Смотрю – сидят штук восемь голубчиков на софах, но в кандалах.

– Который тут, – кричу я с порога, – брат шахзаде?

И семеро дружно ткнули пальчиками в одного и хором завопили:

– Он!

А этот один побледнел и голову в плечи вжал. Я же меч успела из-под тряпок выволочь, и они, не иначе, решили, что буду убивать.

Порубила я на них все оковы, взяла брата шахзадовского за шкирку и говорю:

– Этот со мной, остальные своим ходом.

Порскнули они в стороны – только их и видели. А спасенного пришлось волочь – никак до него не доходило, что я его к брату веду.

Шахзаде тем временем окопался у меня в доме. Возвращаемся мы, кидаю я недавнего узника в его объятия.

– Вот тебе твой брат, получи.

– А царевна где? – спрашивает он.

– Ну ты и наглец! Все тебе сразу и за так. О царевне уговора не было.

Он бухается на колени и начинает умолять доставить ему еще и царевну. А он в долгу не останется, даст мне сто кошелей золота, по тысяче динаров в каждом, и сто жемчужных ожерелий…

Надо было послать его подальше, да поиздержалась я в этом султанате, пусть, думаю, не сто кошелей, а два-три да жемчуга стакан мне не помешают.

– Ладно, – говорю. – Только испытаний за тебя проходить я не буду. Сделаем по-моему.