Крылья Дедала   ::   Жукова Людмила

Тим, разбуди Икара, - обратился он к старому слуге. - Скажи, подарки от Миноса прибыли. А вы отворяйте ворота, - бросил он другим рабам.

- Господин, подать парадную одежду? - вернулся с дороги Тим.

- Не надо, - усмехнулся Дедал, оглядев свой рабочий хитон. - И так хорош.

В распахнутые ворота уже въезжала нарядная колесница, управляемая молодым возницей. В ней важно восседал эконом басилея. Разгоряченное от зноя и вина лицо под белой широкополой шляпой пылало жарче его пурпурного плаща, и Дедал чуть заметно усмехнулся. Подбежавшие рабы приняли коротконогого эконома на руки и опустили наземь, как драгоценный сосуд. Дедал, встав из-за стола, шагнул навстречу, вежливо наклонив голову.

Эконом, подняв багровое опухшее лицо, торжественно произнес:

- Великий басилей Минос, законодатель и правитель, жалует тебя, Дедал, потомок Эрехтея, сына Земли...

И далее монотонным голосом он стал перечислять дары, указанные на глиняных табличках.

А рабы, согнувшись не столько от тяжести груза, сколько от страха перед стимулосом - плеткой надсмотрщика, прохаживавшегося тут же, суетливо таскали с повозок то кожаные мешки с деньгами - полуторапудовыми медными слитками в виде шкуры быка, то глиняные, ярко раскрашенные пифосы с медом, ячменем, пшеном, горохом, узкогорлые сосуды с вином, уксусом, оливковым маслом, то стопки керамической посуды и самой дорогой - оловянной.

Икар, выбежавший на крыльцо, с взлохмаченной русой гривой до пояса, с заспанными глазами - серыми и круглыми, разочарованно провожал взглядом дары, пока не увидел ларец.

- Дай сюда, раб! - вырвал он подарок из рук пригнувшегося чернокожего, заглянул внутрь. - Отец! Ожерелье из желтого камня с Данепра!

- Возьми себе, - досадливо махнул рукой Дедал и отвернулся, увидев, как сын опрометью побежал в дом, конечно к зеркалу. Теперь будет любоваться собой в его бронзовой глади.

- Ах, Икар, Икар! И в этом ты похож на франтиху-мать! Наряды, украшенья. Когда же дело?

А рабы все несли поклажу - связки вяленой рыбы, копченые окорока, сыры. Живи, ешь, пей - и строй.

Ничего не пожалел Минос для Дедала. Одного не дал - воли.

... Давно уже затих пронзительный скрип колес, осела пыль у ворот, а Дедал все стоял под тисом в той же напряженной позе, наклонив голову, будто все слушал маленького эконома.

- Как чтит тебя Минос! - тихо пропел аэд над ухом и смешливо прищурился.

"А, так он, верно, знает о Пасифае? - подумалось Дедалу. - И осуждает, хотя слагает мне гимны, а ей хулу".

Эта догадка обожгла сердце, он скользнул взглядом мимо аэда и прошел в дом. Тиму он приказал никого не впускать, а Икару не устраивать во дворе любимых его сердцу состязаний: "Мне нужна тишина. Буду работать".

Он весь день провел в мастерской, и к вечеру аппараты для крыльев были готовы.

Страшную усталость не сняла даже вечерняя прохлада, пришедшая на смену палящему зною. Он встал в струящийся через крышу столб воздуха. В квадрате смарагдового неба мигали, словно слезились, три звездочки, как тогда, десять лет назад.

- Заряна! Где ты? - вырвался крик. Как же сильна память человеческая, и как больно ранит через годы...

Гиперборейка с далекого Данепра, как живая, встала перед глазами. Рыжие кудри до пояса, стянутые бронзовым сверкающим обручем - веном, венком, отчего и зовут еще гиперборейцев венетами. Вытянутые к вискам зеленые глаза с карей крапинкой в левом, будто листики березы, тронутые осенью. Горькая усмешка в пухлых губах... Хороша была данепрянка! Но Дедал был женат. На самой красивой женщине Афин, как считалось, и на самой легкомысленной, как уже знал Дедал.

Но тогда, на острове Делос, где он осматривал храм, посвященный новым богам - Лето, Артемиде и Аполлону, - увидев приносящую дары данепрянку, он забыл о жене и сыне. Как завороженный, пошел за нею.