Крылья Гарпии   ::   Гуревич Георгий

Неприятно было смотреть на неё — горбатую, со слипшимися крыльями. Март поддел её пером и стряхнул обратно в чернильницу.

— Ужасно много мух у нас, — заметил счетовод. — И с каждым годом все больше.

Бухгалтер поднял голову:

— Что ж удивительного? Плита прямо под нами, чуть повар начнёт гонять мух, все они летят к нам.

— Житьё этому повару, — вставил контролёр. — Сыт, семью кормит ещё. Жена к нему три раза в день с кастрюлями ходит. Если считать, что в каждую порцию он не докладывает ложку масла, — сколько же это выйдет к концу года? Тысячи и тысячи!

— Да, от честного труда не разбогатеешь, — подхватил счетовод. — Порядочную девушку нельзя в театр пригласить. Водишь, водишь её сторонкой мимо буфета, фотографии на стенках показываешь. Вчера познакомился с одной, — добавил он, проводя кончиком языка по губам. — Блондиночка, но чувства огненные. Порох!

Контролёр продолжал бубнить своё:

— Черт знает, ухитряются же люди! Я знал одного кладовщика, который списал по акту две тысячи метров первосортного сукна и спустил налево за полновесные монеты. И заработал на этом пятьдесят тысяч чистоганом. Вот вам — без образования, без диплома, без светских манер и иностранных языков.

Март вздохнул и обмакнул перо. Девять лет он слушал мечты контролёра о махинациях с сукном, о поджоге застрахованного дома, о подделке выигравшей облигации. На одних только колебаниях влажности, уверял тот, можно заработать золотые горы. Девять лет счетовод — видный мужчина с мокрыми усиками — хвастался своими шкодливыми романами. И бухгалтер, потирая лысину, девять лет рассказывал, сколько выпил вчера и сколько выиграл в преферанс.

Перо брызнуло, и на букве “о” расплылась большая клякса. Из кляксы выползла муха и заковыляла через все графы. Март в сердцах сбросил её на пол и раздавил. Страница была испорчена. Надо было начинать новую и писать терпеливо:

“Пшеница Дюрабль IV категории…”

Он уже не надеялся на мошенничество и встречу с пылкой блондинкой. У него была жена, а способностей к афёрам не было. Он писал: “Остаток со стр…”



2

Теперь, когда Эрл был мёртв, он удивлялся, почему люди боятся смерти. Со смертью кончается страх, голод, тоска и неуверенность, на душе становится покойно. Если бы он мог, всем знакомым сказал бы: “Не бойтесь смерти! Страшен только страх”.

Только непонятно было, почему после смерти так горит правая нога. Огонь распространялся по мышцам, захватывая клеточку за клеточкой. Глядя на себя со стороны, Эрл видел, как пылает огромное человеческое тело, и ветер тянет полосу чёрного дыма, словно от горящего самолёта. Вместе с пожарными Эрл лез на своё тело и тушил его, направляя струю прямо в пламя. Вот взметнулись оранжевые языки, опаляя Эрлу брови и ресницы. Он закашлялся, пошатнулся и, дико крича, полетел в пекло.

Огонь в пекле горел оттого, что в самом низу у костра сидела девушка, старательно ломала сухие ветки и подкладывала их в огонь. Потом она становилась на колени и, смешно вытягивая губы, изо всех сил дула на ветки. Её золотистые щеки наливались краской, становились похожими на зрелые абрикосы. Эрл любовался девушкой. Одна черта не нравилась ему: у неё, как у греческих статуй, не было переносицы. Лоб и нос составляли прямую линию. И это придавало лицу непреклонное, строгое и вместе с тем лукавое выражение.

Когда костёр разгорелся, девушка вытащила нож и стала точить его, поглядывая на Эрла. Эрлу стало страшно, он вспомнил, что находится в стране людоедов. Неужели золотистая девушка точит нож, чтобы зарезать его? Он хотел бежать, но, как это бывает во сне, не сумел даже шевельнуть пальцем. Мучительно морща лоб, с замирающим от ужаса сердцем Эрл старался приподняться и не мог.