Кто же он   ::   Мельгунов Н А

Глафира поспешно удалилась под предлогом приготовления к репетиции. Дамы и кавалеры, участвовавшие в комедии, последовали за ней в залу, где на скорую руку была устроена сцена из досок и размалеванной холстины. Наконец, посреди жарких споров и совещаний, в коих собственное "я" Петра Андреича раздавалось, словно пушечный выстрел во время мелкой оружейной перестрелки, началась репетиция. Уже умолкли звуки моей флейты (читатели припомнят, что я играл Молчалина), Софья окончила уже свою nocturne (Ноктюрн (франц.)), и резвая служанка, в предостережение барышни, давно завела куранты, а Фамусов еще не являлся. - Что же, батюшка? - спросила Глафира у отца своего. Но батюшка заговорился и позабыл о роли. Однако он скоро опомнился и, понюхав табаку, побежал за кулисы. Смело взошел Петр Андреич на сцену, с удивительным присутствием духа открыл рот и... остановился. Напрасно суфлер шептал ему реплику: Петр Андреич стоял неподвижно. Наконец, вероятно для большего эффекта, он ударил себя по лбу ладонью и поспешно сошел в залу. - Что с тобою, душа моя? - спросила заботливо Марья Васильевна. - Вообразите, - отвечал он, - я и позабыл, что в хло потах и приготовлениях не успел вытвердить роли. - Прочитайте ее по тетради, -сказал, смеясь, Вашиадан, а вперед будьте исправнее. - Не могу, почтенный друг; теперь я не найдусь, смешан. - Но кто же сегодня заменит вас? - спросили разом и Скалозуб, и Загорецкий, и Репетилов, и прочие актеры. Стало быть, мы собрались понапрасну? - Если вам угодно, господа, - сказал Вашиадан, - то, чтоб не расстроить репетиции, я беру сегодня на себя и роль Чацкого и роль Фамусова: они обе мне знакомы. - Ах, благодетель мой! - воскликнул Петр Андреич и чуть не задушил в своих объятиях услужливого приятеля. Многие смеялись над хвастливостию Вашиадана и не верили тому, чтобы можно было сыграть вместе столь противоположные роли, но репетиция разрешила недоумения: игра его превзошла самые взыскательные требования. Вашиадан обладал в высочайшей степени искусством изменять по воле голос, физиономию, приемы: его искусство становилось еще ощутительнее в тех сценах, где Фамусов и Чацкий являются вместе. Зрители забывались и думали, что в самом деле видят два разных лица. В явлении второго действия, когда слуга докладывает о приезде Скалозуба, сосредоточенная язвительность и хладнокровие Чацкого и между тем постепенно возрастающие жар и гнев Фамусова, который, заткнув уши, не хочет и слышать молодого вольнодумца, произвели такое действие на восхищенного Петра Андреича, что он, забывшись, начал махать платком и закричал Фамусову: "Да обернитесь - что за бестолковый!" Эти слова произвели общий смех и на время отвлекли зрителей от чудного актера. Однако в следующих сценах он умел снова обратить на себя одного их внимание. Громкие, непритворные рукоплескания последовали за Протеем, когда в конце комедии с криком "Карету мне, карету!" он выбежал в середние двери и, пройдя в одно мгновение чрез кулису, очутился на месте Фамусова перед Софьей, вдруг изменил лицо, приемы и голосом упрека, недоумения и почти сквозь слезы произнес последние стихи, столь комически довершающие сие оригинальное произведение. Во весь вечер чудный гость Линдина был в полной мере героем и душою общества. Нельзя было надивиться той свободе, с какою он, как бы сам того не примечая, переменял обхождение, разговор с каждым из собеседников, умел применяться к образу мыслей, к привычкам, к образованности каждого, умел казаться веселым и любезным с девушким, важным и рассудительным с стариками, ветреным с молодежью, услужливым и внимательным к пожилым дамам.