Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля   ::   Фрай Макс

- Итак, - начал он, - вот что я вам скажу. Посмотрите сейчас на меня внимательно. И на себя тоже посмотрите. Пускай вообще каждая посмотрит на ту, которая стоит рядом, и можно даже не думать об именах, это не важно. И не притворяйтесь, очень прошу. И я ведь, я ведь хочу вам помочь, потому что я ВАМ же это пытаюсь как-то объяснить. Спокойно. Спокойно. (На самом деле, он сам себе говорил "спокойно", испытывая невыносимое желание упасть на асфальт и начать грызть его и перебирать его руками как некую монолитную драгоценность.) Я все понял. Вот в чем дело, хорошие мои. Я все понял. Про эти исчезновения и вообще. И почему вас всегда пять, а надо, чтобы шесть. И вообще шесть. Действительно, шесть. Вот сейчас давайте, давайте я вам покажу: вот Анна, так? (Кивок.) Вот - Ида, правильно? Я хорошо знаю Иду, вот она (кивок). Цесла, милый дружочек мой, это ты (кивок). Мармла, привет, это ты (кивок). Эльза держит в руках кулек с печеньем, разумеется (кивок). Пять. Все. Посмотрите по сторонам. Вас пятеро. А где Эмма? Эмма где, спрашиваю я вас?

Старушки просияли и даже умолкли на несколько секунд, прогремевших в сознании Ээ подобно трубе Судного дня (ему даже стало немного неловко), и вновь принялись щебетать: ой, а мы-то забыли Эммочку, какая чушь, совсем не обратили внимания, а Эммочка, видимо, не успела собраться, как странно, выходила же вместе с нами вроде бы, в коридорчике вместе толклись, надевала эти свои глупые синие сандалеты, которые у нее еще со времен Первой мировой, солдат какой-то подарил, или сменяла на кулек сахару у спекулянта какого-нибудь, она всегда самая предприимчивая была, из любой ситуации выкручивалась, видимо, она шаль найти не может, ветрено же, мечется сейчас по дому и ищет шаль, мы сейчас за ней сбегаем (скрип двери подъезда).

- Нет. Не надо, - сказал Ээ, понимая, что говорит что-то бесповоротно страшное, возможно, самое страшное, что он вообще когда-либо говорил. - Я сам схожу за ней. Подождите пять минут, хорошо? Я сейчас сбегаю за Эммой - наверняка она и правда ищет шаль - и вернусь. А вы подождите.

Ээ вошел в дом. Поднялся по лестнице. Зашел в квартиру старушек (действительно, она даже не была заперта, будто кто-то и впрямь остался там, внутри). Прошел через все комнаты. Никого. Заглянул в кладовку - нет. Спальня. Ээ заглядывает в спальню, закрывает дверь. Потом снова заглядывает в спальню, снова закрывает дверь. Потом говорит: "О господи". Потом говорит "ох" - и заходит в спальню зажмурившись.

На кровати лежит что-то не совсем понятное. Скорей всего, это и есть Эмма, - но понять довольно-таки сложно, потому что Эмма, возможно-Эмма, скорей-всего-Эмма пришла в относительную негодность. Прекрати врать себе, думает Ээ, в абсолютную, в абсолютную негодность. Эмма лежит здесь уже давно, - боюсь, страшным шепотом думает вслух Ээ, уже несколько лет лежит. А ведь надо вызвать полицию, понимает Ээ. Ну, по сути, я ведь и есть полиция, вдруг вспоминает он, и его начинает трясти. Стараясь не смотреть на то, что, несомненно, и есть Эмма, и стараясь не думать о том, как им это удалось, Ээ подходит к окну. Его душат слезы, - видимо, из-за слез ему так тяжело, невыносимо тяжело дышать.

- Я подозревал, что все именно так, - сказал он Эмме. - Это же проще простого - шесть и пять. Шесть минус один - будет пять. Но когда при этом вас по-прежнему шесть, можно эти шесть довольно-таки просто включить в пять, только соблюдать какую-то очередность. Я по очередности этой вас и вычислил, понимаешь? Правда, я не подозревал, что все вот так вот грубо и прямолинейно: уложили, заперли, не хотели прощаться, остались все вместе, неразлучные и прекрасные. Эмма, ты меня слышишь? Слышу, сказал он вслух. Точно? - переспросил он. Точно, ответил он. Я ужасно одинок, говорит он Эмме. Мне смешно это слушать, говорит он.