Курорт на краю Галактики   ::   Ерпылев Андрей Юрьевич

На Лесли, присевшего по соседству со мной не здороваясь и даже не позаботившись переложить на свободный стул чей-то сложенный пополам журнал, было жалко смотреть.

– Чем порадуете, мистер Джонс? – вяло окликнула я его, не очень надеясь на ответ.

«Полицейский» так же вяло пожал плечами и отвернулся. Делать тут было явно нечего…

* * *



По дороге обратно, в номер, меня осенила блестящая идея: а не навестить ли страждущего Иннокентия, конечно, умирающего от скуки в своей палате?

Сказано – сделано. Через полчаса, загруженная под завязку пакетиками, свертками, коробочками и кулечками (пришлось совершить налет на один из станционных супермаркетов, изрядно проредив его запасы), я уже прорывалась с боем через больничный кордон. Оборонял вход в палату настоящий Цербер, [12] вернее, Цербериня в лице местной медсестры.

Возможно, на взгляд адагрухцев, она и была миловидной, но мне напоминала выдержанную несколько дней на солнцепеке лягушку, к тому же была такой же агрессивной, как и очковая змея. А что, очки в золотой оправе и в самом деле наличествовали на ее ядовито-сиреневой физиономии!

– Я не имею права пускать в палаты тяжелобольных всякого рода красоток, только на том основании, что они принадлежат к тому же виду разумных существ! – визжала «сушеная лягушка» в белом халате, вцепившись тощими лапками в косяки двери и самоотверженно пытаясь вытолкнуть меня наружу своим микроскопическим бюстом. – К тому же, на станции объявлен карантин. Может быть вы заразная!

– Это я-то заразная? Сейчас ты у меня получишь «заразную»!..

Не знаю, долго бы продолжалась эта взаимная перепалка, рано или поздно переросшая бы в активные боевые действия, возможно, даже с кровопролитием, если бы не вмешался дежурный врач. Он, конечно, тоже был адагрухцем, но, в отличие от очкастой медсестры, очень полным, добродушным и, вообще, обладавшим довольно располагающей внешностью, если можно так выразиться о двуногой жабе почти с меня ростом.

– Успокойтесь, милочка! – это относилось, конечно же, не ко мне, а к потерявшей от возмущения дар речи мегере: я-то была спокойна, как удав. – Почему бы девушке не посетить своего страждущего соотечественника? Это может благотворно сказаться на процессе, как бы это выразиться, выздоровления… Проходите пожалуйста, сударыня…

Последнее, вкупе с галантно поданной пухлой лапкой, морщинистой и бородавчатой, предназначалось уже вашей покорной слуге.

Предпочитая не замечать протянутой конечности (жаб я тоже ненавижу с детства – от них бородавки!), я одарила эскулапа одной из самых ослепительных улыбок и, вручив ему розу (не беда, что букет немного поредел – надо же чем-нибудь отблагодарить человека… тьфу, адагрухца!), грациозно проскользнула между двумя белыми халатами.

Оглянувшись на бегу перед самой палатой, я еще успела заметить поголубевшую от зависти «сушеную лягушку» и задумчиво дожевывающего мой презент толстяка…

– Тук-тук! – я просунула в дверь свою физиономию и повторила. – Тук-тук, кто в теремочке живет?

Первым, что мне бросилось в глаза был почему-то не больной, а ваза с неким буро-зеленым образчиком местной флоры, долженствующим, наверное, изображать цветок. Дар жабы, конечно!

На лице Иннокентия, возлежащего на койке с раскрытой книгой в руках и опирающегося спиной на целую кипу подушек, промелькнула целая гамма чувств – от явного неудовольствия, через непонимание и удивление, до радостного изумления.

– Здравствуйте, дорогая… э-э… Здравствуйте, дорогая! – с честью вывернулся парень, которому я, естественно, не представлялась.

– Доза, Иннокентий… – подсказала я.

– Доза? Какая еще доза? – испугался молодой человек, инстинктивно хватаясь под одеялом за пострадавшую при памятной стыковке ягодицу.