Любовь среди руин   ::   Во Ивлин

– Я хотел посмотреть телевизор, – сказал Майлз. – В общежитии так много народу.

– Сегодня ерунда. Только про сгоревшую тюрьму.

– Я сам был там. Помнишь? Я часто говорил об этом.

– Правда, Майлз? Наверно, да. Я так плохо запоминаю вещи, которые меня не касаются. Ты вправду хочешь слушать министра? Лучше бы поговорили.

– Я пришел сюда из-за него.

И вскоре появился Министр, как всегда с расстегнутым воротничком, но без своей обычной улыбки, печальный, чуть ли не до слез. Он говорил двадцать минут: «…Великий эксперимент должен продолжаться… нельзя, чтобы жертвы плохой приспособляемости погибли зря… Больший новый Маунтджой восстанет из пепла старого…» Наконец, появились слезы – настоящие слезы, ибо он держал невидимую для телекамер луковицу – и покатились по его щекам. Так окончилась речь.

– Вот и все, за чем я приходил, – сказал Майлз и оставил Клару с ее кокосовым маслом и лигнином.

На другой день все органы общественной информации еще перемалывали тему Маунтджоя. Два или три пациента, уже пресыщенные развлечением, явились на предмет уничтожения и были благополучно убиты. Затем от Регионального Директора, главного служащего Города Спутник, пришла записка. Он требовал, чтобы Майлз немедленно явился к нему.

– У меня есть приказ отвезти вас, мистер Пластик; вам предстоит отчитываться перед Министрами Благоденствия и Отдыха и Культуры. Вам выдадут шляпу Сорта «А», зонтик и портфель. Мои поздравления.

Вооруженный этими знаками внезапного головокружительного повышения, Майлз ехал в столицу, оставив за собой целый Купол завистливо болтавших младших служащих.

На станции его встретил чиновник. В казенной машине они вместе поехали в Уайтхолл.

– Позвольте, я понесу ваш портфель, мистер Пластик.

– Он пустой.

Сопровождавший Майлза подобострастно рассмеялся этой рискованной шутке.

В Министерстве работали лифты. Это было новым и тревожным ощущением – войти в маленькую клетку и взлететь на самый верх огромного здания.

– Они всегда работают?

– Не всегда, но очень часто.

Майлз осознал, что он и впрямь был у самой сути вещей.

– Подождите здесь. Я позову вас, когда Министры будут готовы.

Майлз смотрел из окна приемной на медленные потоки транспорта. Как раз под ним стояло странное, ненужное каменное заграждение. Проходивший мимо дряхлый старик снял шляпу, как бы приветствуя знакомого. Для чего? Майлз удивился. Затем его вызвали к политикам.

Они были одни в кабинете, не считая противной молодой женщины. Министр Отдыха и Культуры сказал:

– Садись, парень, – и показал на большое дерматиновое кресло.

– Увы, повод не столь счастливый, как на нашей последней встрече? – сказал Министр Благоденствия.

– О, я не знаю, – сказал Майлз Он наслаждался поездкой.

– Трагедия Замка Маунтджой была тяжелой утратой для дела пенологии.

– Но великое дело Реабилитации будет продолжаться, – сказала отвратительная особа.

– Больший Маунтджой восстанет из его пепла, – сказал Министр.

– Жизни тех благородных преступников не пропали даром.

– Память о них будет вдохновлять нас.

– Да, – сказал Майлз. – Я слышал передачу.

– Точно, – сказал Министр. – Именно так. Тогда ты, вероятно, оценишь, какую перемену этот случай делает в твоем положении. Вместо первого, как мы надеялись, успеха из длинной серии, ты – наш единственный. Не преувеличивая, можно сказать, что будущее пенологии в твоих руках. Само разрушение Замка Маунтджой было просто задержкой. Конечно печально, но это можно выставить как родовые муки великого движения. Но есть и темные стороны. Кажется, я говорил тебе, что наш великий эксперимент проводился при внушительной оппозиции. Теперь – это конфиденциально – оппозиция стала болтливой и неразборчивой в средствах.