Ловец ночниц   ::   Вотрин Валерий

А иной раз заденет пчела одуванчик, и вот полетели пушинки по ветру ко Господу! Или того пуще, спугнет пчела бабочек, а они знай себе кружатся да радуют Всевышнего, наблюдающего с небес за сим градом, сим крином чудесным…

Позади него захрустела скорлупа. Монах зажмурился и зашептал благодарственную молитву, а потом поднялся с колен и повернулся, чтобы встретить пришедшего на проповедь. Однако это был не обычный горожанин. В проходе стоял человек в плаще и треуголке, по виду — знатный господин, и с любопытством рассматривал поднятую с пола скорлупку. Только увидев толстую палку, высовывающуюся из-под плаща, брат Одо понял, кто перед ним.

Пераль тем временем бросил скорлупку и благожелательно взглянул на монаха.

— Неужели ты так и уйдешь из города, не выметя весь этот сор? — негромко спросил он, показывая рукой вокруг.

Брат Одо молча смотрел на него.

— Не знаю, стоит ли говорить, — продолжал Пераль, — что за тобой по пятам следует святая инквизиция. Им до смерти хочется узнать, кто наполняет Божьи храмы яичной скорлупой.

— За мной следует не только инквизиция, — услышал Пераль. — А следующему по пятам достается лишь скорлупа, а не сердцевина.

— Ты совершаешь большой грех, служа в этом храме, — возвысил голос Пераль и услышал:

— Напротив — я снимаю грех с града сего.

— Ты улавливаешь, — бросил Пераль, думая, что бросает оскорбление, и услышал тихое:

— Напротив — я отпускаю.

— Ты… растрачиваешь княжеское, — разъярился Пераль и услышал:

— Но и все князья земные не смеют наложить свою руку на созданий сих.

— Мой господин смеет, — с ожесточением произнес Пераль и услышал тихий смех:

— Ночницы! Он осмеливается брать только ночниц!

— Мой господин всесилен, — продолжал Пераль, ему хотелось переговорить монаха несмотря ни на что. Но он услыхал:

— Тогда пусть подобно мне высидит их! Но он холоден, как лед!

Пераль в ярости шагнул к нему.

— Но и ты собираешь, — процедил он. — И ты не лучше меня, приколотого булавкой где-то там, в темном замке. Кому ты относишь их? Кому сдаешь? — и услышал:

— Они летят ко Господу, живые, свободные.

— А где твоя? — торжествовал Пераль. — Свою ты оставил при себе! — и услышал, как брат Одо тихо произнес:

— Нет. — И глаза его были полны ликования. — Я приколол ее к иконе Пречистой Девы. Теперь мы вместе — Пречистая Дева и я. И мне не страшны псы в сутанах, и цари, и князья земные. Я распят на Ее иконе, и Она заступится за меня перед Ним, Ее Сыном, ибо когда выходит Ее Дитя на райский луг поиграть, слетаются к нему бабочки и играют с ним, и садятся на руки, и видит Он, как они прекрасны…

— Вы слыхали, Пераль, легенду о пеликане, выкармливающем птенцов своей плотью? — услышал он над собой другой голос. — Вы не находите это забавным, Пераль? Птица отдает себя на растерзание своим детям. Ведь они мне как дети, Пераль. Вы меня понимаете?

— О да, ваша светлость, — подтвердил Пераль с поклоном.

— Я все думаю, Пераль, почему они не выходят из яиц живыми? Что же, мне остается вскормить их своей кровью. Или высидеть. Ха-ха! Что вы на это скажете, Пераль?

— Ха-ха, ваша светлость! Ха-ха!

— Праведный да творит правду еще, сбирающий да сбирает, — слышал он брата Одо. — Ибо грядет второй лов, и кто сможет уклониться?

Пераль шел к себе торжествуя, быстрым шагом, и ему казалось, что яичная скорлупа победно хрустит под его башмаками. В своем темном холодном замке князь Теодохад с поклоном выслушивал его слова:

— Я слыхал, некий князь просто разламывал приносимые ему яйца и находил там мертвых ночниц. Вы не находите это забавным, Теодохад?

— О да, ваша милость, — произносил тот.

— Вообразите себе, он даже не знал, что можно заполучить их живыми. Ну не болван ли? Как вы считаете, Теодохад?

— Чистый болван, ваша милость, — подтверждал тот.

— Немного любви, Теодохад. Прижать их к сердцу, глядишь, они и оживут.