Козырной день   ::   Пронин Виктор

Отчаянный убийца оказывается не менее отчаянным трусом. Пришлось в кабинет ввести конвоиров, которые как бы обеспечили безопасность Нефедова. А Жигунов, кстати, провел очную ставку очень достойно. Ответил на вопросы, подписал показания и ушел, не взглянув на Нефедова. А тот лишь тогда и пришел в себя.

— Надо же, — как-то обронила Соцкова, — ведь вы, Нефедов, еще совсем молоды…

— Что вы! — воскликнул тот искренне. — Это только с виду.

Хотя по закону он назывался несовершеннолетним, в деле есть доказательства, что уже с шестнадцати лет у него был серьезный опыт взрослой жизни — опыт насильника, пьяницы, дебошира, грабителя. И не сходившая с его губ шаловливая улыбка на самом деле прикрывала другую ухмылку, жесткую и безжалостную.

Дело Нефедова попало к Надежде Петровне Соцковой, когда преступник уже был задержан. Поэтому при подготовке его к судебному процессу, ей предоставилась нечастая возможность больше внимания уделить внутреннему миру Нефедова, попытаться понять, что же произошло девятого марта в доме Жигунова.

В его рассказе больше всего поражает циничная откровенность. Обычно преступники лукавят, стараются убедить всех в собственном раскаянии. Этот же, понимая, что никакое раскаяние ему ничего не даст, претендовал на некую исключительность. Он терял самообладание, когда Надежда Петровна отказывалась видеть в нем и в его преступлении какие-то особые качества сильной личности.

— С моей стороны, это не было приемом, вовсе нет, — говорит Соцкова. — Он и в самом деле был самоуверенным, нагловатым, недалеким парнем, с ограниченным пониманием о жизни, о событиях, которые происходят вокруг, о самом себе. Кто-то когда-то сказал ему, что он красивый. Наверно, у каждого бывают случаи, когда любящий человек говорит нам, что мы красивы. Это приятно, это воодушевляет, придает силы, но Нефедова же просто заклинило! Все свои заключения, доводы он обосновывал именно тем, что он красив. Согласитесь, чтобы так думать, чтобы так вести себя, действительно нужно быть.., слегка глуповатым. Будь он поумнее, поглубже духовно, он и жил бы иначе.

Недалекий, обыватель, готовый в каждом встречном видеть виновника своей никчемности. В этом я вижу причину преступления. Ну, и конечно; напились они там до озверения. Но что показательно — не пустились в пляс, не запели, в хохот не ударились… А Нефедов, тот за молоток схватился. Врет, перекладывая часть вины на других'. Он один все сделал. Потому и Михаила Жигунова так боялся во время очной ставки.

— Знаете, — говорит Надежда Петровна Соцкова, — как бывает. И дело в суд подготовлено, вроде неплохо, все прошло гладко, доказательства признаны убедительными, а в душе пусто. Чувствуешь, что прошлась по поверхности, расследовала и доказала только внешнюю сторону событий. Не удалось коснуться человеческой души… Досадно. А бывает, охватывает тепло, иначе не скажешь — когда работа сделана хорошо. И, кажется, что день прошел не зря, и предыдущие дни освещены сегодняшней радостью, сегодняшним теплом согреты… Ты видишь, что человек, который до того ни о чем не задумывался, даже о себе никогда не думал всерьез, уходит из кабинета озадаченный, растревоженный. Он начинает осознавать такую до того неведомую ему вещь, как честь. Не обидчивость, а именно гордость. Уходит, понимая, что не только за бутылку червивки можно любить человека и ненавидеть. Нефедов, проникнувшись доверием, как-то предложил — поехали, говорит. Надежда Петровна, Москву покажу, вы такой Москвы никогда не видели. Представляю, что бы он мне показал… А у меня своя Москва, и я не хочу другой, у меня своя Калуга, и я не уверена, что есть Калуга интереснее моей.