Козырной день   ::   Пронин Виктор

Вид обуви, отпечаток подошвы, стертости, набойки — все это никак не проявилось. Только крайние оттиски каблука и носка в снегу позволили достаточно уверенно установить размер, а, следовательно, и приблизительный рост человека, оставившего след — наверняка выше ста восьмидесяти сантиметров.

И еще одна находка — две ворсинки зеленого цвета. Они зацепились за шершавую, занозистую доску забора. Там, где кончалась тропинка, нескольких планок в заборе не хватало — через эту щель хозяева для сокращения дороги выбирались на другую улицу. Осматривая доски, и увидели ворсинки. Их осторожно вынули, поместили в целлофановый пакет и отправили на экспертизу для установления родовой принадлежности, как выражаются специалисты.

Оперативные работники буквально с лупой обследовали двор, сад, забор, сарай. И не нашли ничего, кроме ворсинок да следа в снегу. Но именно эти находки придали следствию законченность и даже некоторую изысканность, замкнули цепь доказательств. Без них можно было обойтись, но с ними следствие стало красивее.

Прокурором в городке работает Павел Михайлович Кокухин, молодой, энергичный, атлетического сложения. На пожар он прибыл одним из первых. Павел Михайлович рассказывает, что только в первый день было допрошено около пятидесяти человек, так или иначе связанных с погибшими — их друзья, знакомые, родственники, проведено четыре судебно-медицинских экспертизы, биологические экспертизы, трассологические. Допросы проводились сразу в нескольких кабинетах. Наиболее интересные, имеющие прямое отношение к делу показания тут же попадали к Белоусову, Засыпкиной, к начальнику уголовного розыска района Зобову, который знает едва ли не всех жителей городка, кто на что способен и кто с кем в какой родственной связи состоит.

Самый значительный результат утренних поисков: вчера, девятого марта в доме отца был сын — Михаил Жигунов. Ушел, когда стемнело. Эти сведения имели тем большее значение, что отец и сын Жигуновы жили порознь, общались мало, многие знали об их взаимной неприязни.



Отец и сын

В кабинет Засыпкиной доставили Михаила Жигунова. Невысокий, с редкими прямыми волосами, человек, о котором единственно, что можно было сказать с полной уверенностью — выпивающий человек. Привезли на машине в сопровождении оперативных работников, которые и нашли его дома спящим. Вошел в кабинет настороженно, по всему видно — чувствовал себя неважно. На графин посмотрел так жалостливо, что Засыпкина сама налила ему воды.

Выпил жадно, в три-четыре глотка, облегченно перевел дыхание. Вытер рукавом губы. Похмельная испарина покрывала лоб младшего Жигунова, штаны смяты, он в них и спал, туфли после вчерашних похождений еще не успели просохнуть. Ни одной зеленой вещи. Шарф, свитер, пальто… Нет, и близко ничего зеленого. Может быть, вязаные перчатки?

— У вас есть перчатки? — неожиданно спросила Галина Анатольевна.

— Есть… А что?

— Где они?

— Дома…

— Какие у вас перчатки?

— Обыкновенные. Кожаные.

Но с окончательными выводами Засыпкина решила не торопиться, тем более, что в квартире Жигунова предстоял обыск.

— Михаил Александрович, вы знаете, что произошло в доме отца?

— Да уж знаю… Рассказали люди добрые.

— Какие у вас были отношения с отцом?

— Нормальные. Хорошие отношения, — неуверенно добавил Жигунов, вспомнив, видимо, поговорку, что о мертвых говорят или хорошее или ничего. — Были хорошие.

— Почему же вы не жили вместе? Отец сдавал полдома чужим людям, а вы, родной сын, живете на стороне… Почему?

— Так уж получилось. К родителям лучше ходить в гости… А жить вместе… Слишком много точек соприкосновения. Да и выпивал он, откровенно говоря. Не дом, а проходной двор.