Мамонт   ::   Булычев Кир

Перила, округлые на концах, были украшены бронзовыми амурами. Ноги и низ животов амуров были отполированы до блеска – кто спускался по лестнице, хватался за них.

Из холла в стороны – резные двери, в стиле модерн начала века, навевают грусть по вольно вьющимся женским волосам и струйкам сигаретного дыма. Хотел Гаузе попросить сигарету у конвоиров, да вспомнил, что руки заняты наручниками.

—Схватили? – спросил седой сержант, что сидел за столиком у одной из дверей. Перед ним листы бумаги, а пальцы – в фиолетовых чернилах.

—Полковник у себя? – спросил тот, кто топал сзади Гаузе.

Он вышел вперед, и Гаузе его разглядел. Капитан был высок ростом, гладок лицом. Лицо концентрировалось в центре, переходя в большой, устремленный, острый к концу нос. Все лицо было создано, чтобы служить носу фоном и стартовой площадкой. Казалось, и тело капитана, наполненное крепким тугим жиром, мягко ширящееся к поясу и сужающееся к коленям, таинственным образом служит опорой носу и самостоятельного значения не имеет.

Тут Гаузе и себя увидал в зеркале, схожем с дверью и висящем между дверей. И не сразу сообразил, что это он – старший научный сотрудник, кандидат наук П.П. Гаузе, коренной русак.

Бродяга в зеркале оброс рыжей щетиной, был грязен и страшен. Изношенная до крайности ушанка сбилась набекрень – одно ухо кверху, как у битого щенка, из-под нее – диким светом глаза, звериный взгляд, но трусливый. Мокрый окровавленный ватник расстегнут, под ним разодранная на животе куртка, не поймешь какого цвета, джинсы в грязи, а вместо ботинок на ногах – плюхи глины. Уголовный рецидивист, попался, когда в окно сельского магазина лез. Такому доверия нет. Понял это Петр Гаузе и сказал:

– Ну и дела!

Тут бы провести по лицу, убедиться, что ты – это ты, а руки за спиной онемели. И ног у входа не вытер.

Капитан обернулся от двери, прицелился носом в Гаузе, но тут изнутри послышалось: «Давай!».

Гаузе замешкался, старался вытереть ботинки один о другой, шмат грязи отлепился и шлепнул о пол. Солдат ему в спину автоматом ткнул.

Гаузе поспешил в кабинет.



4

За столом, лицом к двери, сидел полковник.

Видно, специально к встрече не готовился: мундир нараспашку, там серая фуфайка. А выбрит так, включая голову, что свет от хрустальной люстры отражается зайчиками и стоит головой пошевелить, как зайчики бьют в глаза, заставляют жмуриться.

Полковник – как солнышко, светл, округл, составлен из шариков. Все шарики разграничены и правильны. Шарики-щечки вылезают под шариками глазками, а над ними лоб – шаром более других.

Полковник посмотрел на Гаузе и огорчился его диким видом. Отвернулся, взял со стола пластиковый мешок – в таких крупу хранят, – приставил к пышным губам, надул шарики-щечки и стал пыжиться.

– Здравствуйте, – сказал Гаузе. – Не выйдет, в пакете дырка.

– Вот именно, – согласился полковник. – Погляди, Левкой.

Капитан сделал строевой шаг к столу, пригляделся носом и сказал:

– Так точно, прогрызено.

Уморительно сказал, Гаузе улыбнулся. Ну вот, кончились его скитания, люди ему попались милые, сейчас разберутся.

—Надо меры принимать, – сказал полковник. – Не хотел я на это идти, но придется. А ты, П-234, не улыбься, нет у тебя к этому оснований.

—Что с ним делать будем? – спросил капитан Левкой, имея в виду Гаузе.

—А номер он зря оторвал, – сказал полковник. – Недостойно это советского человека, номер с себя рвать. Значит, как за ворота, так и номер не нужен?

—Отвечай, – подсказал Левкой Петру Гаузе.

—Не понял, – сказал Гаузе, сохраняя на щеках ухмылку.

—Не понял он, – вздохнул полковник. – Непонятливый.

—Разумеется, – сказал Гаузе, – я виноват в том, что подошел близко к объекту, вверенному вам, но войдите в мое положение.