Местный обычай   ::   Ли Шарон

Эр Том проглотил холодную волну тошноты и отвел взгляд, устремив его к окну и Дереву, возвышающемуся в сумерках.

— Это… невозможно, — прошептал он и заскрипел зубами, заставляя себя снова посмотреть на экран.

Прекрасная, безмятежная и совершенно лиадийская — такая же совершенно лиадийская, как и он сам, — Синтебра эл-Кемин манила его из глубин экрана.

И он знал, что вся ее фигура будет такой же привлекательной, как и ее лицо. Знал. Ему следовало бы, не колеблясь, найти мать и с благодарностью преклонить перед ней колени. Ничто в Законе не говорило о том, что дама должна быть хороша собой. На самом деле собственный закон Корвала требовал только, чтобы супруга по контракту была пилотом и принадлежала к полной жизни Семье. Все остальное предоставлялось воле судьбы.

Крепко закусив нижнюю губу, Эр Том смотрел в прелестное лицо предлагаемой ему супруги, пытаясь представить себе, как ее волосы тяжело упадут ему на руки, какой вкус будет у ее аккуратной золотисто-розовой груди…

— Нет!

Стул со стуком отлетел назад, и он по-пилотски стремительно метнулся в кухню, примыкавшую к его рабочему кабинету. Дрожащими пальцами он раскрыл шкатулку, небрежно рассыпая рубины, жемчуг и другие драгоценности. Когда на секунду ему показалось, что они потеряны, у него сжалось сердце — но в следующий миг он уже нашел их: они забились в дальний угол, где их накрыла платиновая заколка для плаща

Лоскут красного шелка не длиннее его ладони, вот и все. И еще кусок тусклой золотистой ленты, старательно свернутый в растрепанный цветок, сквозь который в такой любовью был пропущен красный шелк.

— Это невозможно, — снова прошептал он и приложил потускневший цветок к щеке, стараясь сдержать слезы, грозившие запятнать шелк. Он судорожно сглотнул.

— Я не стану вступать в брак.

«Смелые слова! — насмешливо отозвалась в нем та часть его сознания, которая принадлежала мастер-купцу, а-тоделму и наследнику делма. — А как же долг по отношению к Клану, не говоря уже о Законе и облегчении боли своей матери?»

«Если твое сердце поставило кого-то выше других…» — прозвучала в его памяти мольба матери, и пальцы Эр Тома конвульсивно сжались на лоскутке шелка. Она ни за что… он не смеет… это противоречит всему: Кодексу, обычаю, Клану… долгу.

Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоить стремительно несущиеся мысли. Клан требует этого от него, как от послушного сына Клана, в уплату за все, что он уже получил от Клана. Это справедливо. Другое… это какое-то странное, непокорное безумство, которое должно было бы миновать — спустя столько лет. И то, что оно осталось в столь неожиданно тяжелой форме, можно было считать свидетельством прискорбной недисциплинированности Эр Тома йос-Галана. Он стряхнет с себя это безумие — немедленно. Он сожжет шелк и потускневшую ленту, а потом прочтет файл Синтебры эл-Кемин, примет ванну и переоденется к трапезе. Он скажет своей матери…

Слезы хлынули у него из глаз, и он склонил голову, нежно охватив пальцами красно-золотой сувенир.

Что он скажет матери? Что в течение трех лет, упорно отказываясь от всех брачных контрактов, он к тому же не имел возлюбленной и даже не делил ни с кем ночи удовольствий? Что ни новые, ни привычные лица не волновали его? Что его тело словно существует где-то в стороне от его жизни и дел, которые от него требует Клан? Что пища напоминает пыль, а вино — уксус, и только долг заставляет его съедать достаточно пищи, чтобы напитать это холодное, далекое тело?

Если он скажет об этом матери, подумал несчастный Эр Том, то она в тот же миг отправит его к Целителям.

А Целители заставят его забыть все то, что не дает ему выполнить его долг.

Он подумал о забвении.